Андрей Козлов - Тревожная служба. Военные мемуары

«Вот теперь в самый раз!» – решил я, еще раз прикинув расстояние.

– Огонь!

Скороговоркой, захлебываясь, застрочили станковые и ручные пулеметы. Стрелки открыли залповый огонь из винтовок. Немцы нехли потери, но по инерции продолжали катиться на нас. Еще громче кричали их командиры: «Форвэртс! Шнелль!» (Вперед! Быстрее!)

– Гранаты к бою! – командую.

Заработала «карманная артиллерия». Немцы падали, сраженные осколками, корчились на земле раненые. Но лавина продолжала катиться на нас – фашисты решили навязать нам рукопашную схватку. Что скрывать, вначале жутко было отрываться от земли. Промелькнула даже мысль о смерти, но тут же забылась, не задев ни душу, ни сердце.

Я бежал, сжимая в правой руке автомат. Справа и слева от меня бежали пограничники. Воздух содрогался от их громового «ура». Я верил в каждого из них: не дрогнет, не отступит, сам погибнет, а товарища выручит.

Прямо передо мной вырос здоровенный детина. От жары и бега он вспотел. Светлые, словно бы вылинявшие, жиденькие волосы слиплись в сосульки. На мясистом, облупившемся на солнце носу висела мутная капля. Справа у солдата болтался ребристый металлический цилиндр – коробка с противогазом. На поясном ремне – каска. «Он, гад, даже не боится, что ему голову могут размозжить!» – зло подумал я и, ухватив автомат за ствол, так ударил немца прикладом, что даже рукам стало больно.

Верзила вскрикнул и мешком свалился на землю.

Это был первый гитлеровский солдат, убитый мною в рукопашной схватке, тоже первой в моей жизни.

Ставя роте боевую задачу, подполковник Никитюк сказал:

– Может быть, кто-то из вас погибнет. – Он помолчал немного и со вздохом добавил: – Наверняка погибнет – на войне как на войне. Но до этого от руки каждого из вас должны погибнуть несколько врагов. Иной арифметики я не признаю и вам не советую знать другую.

«Один на моем счету уже есть, товарищ подполковник!»

Бой продолжался. Краем глаза я увидел, как фашист, схватив автомат за откидную скобу (у него, видимо, кончились патроны), занес его над собой, чтобы с силой обрушить на голову пограничника М. Галимова, увлекшегося схваткой. Даю короткую очередь. Гитлеровский солдат неестественно быстро обернулся и, так и не успев опустить рук с автоматом, упал плашмя. Пограничник Галимов, которому грозила смертельная опасность, даже не заметил, что произошло у него за спиной.

«Второй!» – мысленно отметил я в памяти.

Бой распался на десятки схваток. Казалось, об управлении им не могло быть и речи. Дикие вопли, крики, стон, брань, лязг оружия – все перемешалось, как перемешались люди. В ход шли штык и приклад, кинжал и выстрел в упор, кулаки и зубы…

До взвода фашистов, прикрываясь кустарником и отдельными деревьями, бегом направлялись к месту схватки. Я послал связного к младшему политруку Можаеву, находившемуся вместе с отделением Ф. Д. Помозкова на правом фланге и приказал отсечь этих гитлеровцев огнем станкового пулемета. Можаев и Помозков блестяще справились с задачей.

Бойцы сражались геройски. На моих глазах красноармеец С. И. Гудков выбил оружие из рук немца. Словно рысь, тот кинулся на пограничника, ухватился за ствол винтовки, прижал к земле. Гудков нажал на спусковой крючок. Выстрел ошеломил гитлеровца, тот испуганно отпрянул, и Гудков тут же прикончил его.

И. В. Михайлов и X. С. Хайбулин на моих глазах одновременно поразили штыками откормленного обер-ефрейтора. Пограничники подняли фашиста на штыки и с яростью бросили его на головы солдат, метнувшихся на помощь своему командиру. Немцы инстинктивно расступились, и тело обер-ефрейтора тяжело грохнулось о землю. Красноармейцы быстро, словно из автоматов, сделали несколько прицельных выстрелов и уложили вражеских солдат.

– Кто еще хочет на Ленинград? – крикнул Михайлов и вместе с Хайбулиным поспешил на помощь пограничнику, на которого налетели сразу трое фашистов.

Напряжение давало о себе знать. Хотелось хоть минуту отдохнуть, перевести дух, вытереть пот, градом катившийся по лицу, выпить глоток воды. Но этой минуты не было. На меня несся долговязый унтер-офицер с Железным крестом на груди, видимо, свидетель только что закончившейся схватки, героями которой были Михайлов и Хайбулин. Солнце играло на широком штыке его винтовки. До сих пор зримо представляю себе этого фашиста – его разинутый орущий рот, перекошенное дикой злобой лицо, налитые кровью глаза.

Я положил автомат на валун, прицелился и нажал на спусковой крючок. Немец остановился, будто налетел на стену, выпустил оружие, обеими руками схватился за живот и, как при замедленной киносъемке, стал оседать на землю.