Ирина Ярич - Бронте. История семьи

Элизабет старалась не совершать ошибок сестры, но как ей помочь избежать наказаний не знала и страдала за неё.

В сентябре в школу приехал отец, а с ним Шарлотта и Эмили. Патрик надеялся, что сёстрам будет вместе веселее, и они обеспечат себе будущее, выучившись на гувернанток.

Мария и Элизабет жалели, что папа не может остаться подольше. Им столько хотелось рассказать. Они прильнули к нему, обхватив ручонками, и так смотрели на него, что Патрик едва сдержался, чтобы не заплакать при них. Но, когда он выехал на безлюдную дорогу, ловко управляясь с резвой кобылой, разрыдался от тоски и беспомощности, жалости к детям и бессильной злобы на себя. Ветер не успевал высушивать следы одних слезинок, как вслед им бежали другие. А девочки в это время, погоревав, что отец так скоро уехал принялись обмениваться своими новостями. Потом старшие начали знакомить вновь прибывших с обитателями школы, рассказывать о строгих взрослых и их противных правилах.

Мария, которой шёл уже одиннадцатый год, сознавала ответственность за младших, и выступала в роли патронессы, она всячески оберегала и защищала их, несмотря на то, что ей самой доставалось от преподавателей и старших девочек школы. Она всегда спешила на выручку сестрам. Элизабет исполнилось девять лет, но она была так добра и доверчива, что её не раз обманывали хитрые и жадные воспитанницы постарше, выманивая у неё кусочек хлеба или пирога, который она приберегала для сестрёнок. Восьмилетняя Шарлотта, бойкая и говорливая. Маленькая и хрупкая её фигурка замирала при резком крике на неё или кого-либо из сестёр. Малютке Эмили, пошёл шестой год, выглядела она изящной и милой куколкой, но наглые старшие ученицы пытались обращаться с ней бесцеремонно. Мария же, не отличающаяся здоровым и крепким видом, забывая страх и себя, как орлица бросалась защищать своих орлят-сестёр.

Осень принесла частые дожди и туманы. Стало прохладно и сыро. Спальные комнаты в школе располагались на втором этаже, к ним вёл узкий и извилистый коридор. Потолки были здесь низкие, а окна маленькие и их можно было открыть самое большее наполовину. В результате помещение плохо проветривалось. Не раз ученицам приходилось ощущать кроме сырости, пробирающейся сквозь платье к их щуплым тельцам ещё и запахи сгоревшей овсянки или протухшего мяса, которые преследовали их многие сутки. Повар был давним знакомым семейства Вильсонов и пользовался неограниченным доверием казначея, который не посчитался даже с мнением преподавателей, попытавшихся обличить преступное пренебрежение повара к здоровью обитателей школы. Возмущённый Вильсон увидел в этом посягательство на его власть и напомнил учителям, что их обязанность – обучение, а управление школой и пропитание – дело его и повара. И всё осталось по-прежнему: на завтрак пригоревшая овсяная каша или жёсткая овсяная лепёшка, на обед печённая или вареная говядина или баранина, которую не разжуёшь или от запаха, которой тошнит, ещё безвкусный, иногда пересолённый картофельный пирог и скользкий, выпрыгивающий из тарелки пудинг. Животы у воспитанниц часто урчали от голода и болели от занесённой грязными руками повара инфекции или скверных условий хранения продуктов в кладовой.

Воскресные прогулки под холодным дождём и пронизывающим ветром стали тяжкими.

Колонна девочек в фиолетовых платьях и плащах движется к церкви. Одной рукой каждая из них придерживает распахивающийся на ветру плащ, а в другой зажат узелок с обедом. Дождь хлещет нещадно, башмаки шлёпают по лужам. И вот, они пришли, разместились на жёстких и холодных лавках слушать проповедь. Влага проникает сквозь плетение нитей одежды всё глубже и охлаждает детские тела, вынужденные оставаться несколько часов без движений. В перерыве между проповедями они съедают свой кусок холодного мяса с давно остывшей картошкой, а потом отправляются обратно, дрожа от стужи.

С наступлением зимы эти походы стали ещё мучительнее. Намокшие и озябшие дети приходят в церковь, которая не отапливается, и продолжают мёрзнуть часами. Они пытаются согреть заиндевевшие ножки, но тщетно. Когда им позволяют съесть их обед, дуют на закоченевшие пальцы, которые с трудом удерживают почти ледяные куски. После холодной еды детей колотит озноб. В церкви то там, то тут раздаются чихание и кашель. Воспитанницы радуются концу проповеди, но ужасает долгий обратный путь, и всё же они спешат покинуть этот ненавистный храм и поскорее забыть нудную речь их мучителя, который превратил праздничный воскресный день в ужасный день пыток все проникающим холодом. На следующее утро Мария и Элизабет еле-еле могут встать, и кашель всё больше одолевает их слабые тела.