Роман Булгар: Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

С напрочь сбившимся дыханием, из последних сил добежавший до своего дотла разоренного жилища, Корт от беспредельного напряжения сузившимися глазами узрел, как за растрепанные волосы волочил проклятый татарин по земле его любимую женушку, и белки его болезненно подрагивающих глаз наполнились кровавым бешенством.

– Хатын! – прошептали его побелевшие губы.

Не помня себя, он рванулся, взмахнул топором, насаженным на длинную рукоятку, с хрустом вогнал стальное лезвие в спину врага.

– А-а-а! – полетел по верхушкам деревьев отчаянный крик.

Опешившие от неожиданности татары застыли, словно окаменели. Они, по-видимому, даже и не думали, что в дикой глуши может еще кто-то появиться. Не иначе, как Злой Дух опустился на землю.

– Мангус! Дьявол! – завопили монголы, пятясь назад.

Первым опомнился Кокчу, когда, выдернув свое страшное орудие, вторым косым ударом булгарин смахнул голову с плеч зазевавшегося и не успевшего увернуться монгольского воина.

Капустным кочаном катилась она по земле. Не мигая, таращились застывшие в ужасе, выпученные от мгновенно пронзившей боли глаза.

Оставшееся без головы туловище медленно оседало, словно бы еще пыталось справиться со своей невосполнимой утратой. Из рваной раны забил фонтан булькающими брызгами густой темной крови.

Но не видел этого Корт. Кошачьим прыжком он уже подбирался к следующему застывшему в ужасе врагу.

– Псы! – визгливо закричал десятник. – Чего стоите?! Он один! Рубите его! Валите его, пока я вам сам ваши глупые башки не снес!

Угрожающий крик начальника завернул, было, улетучившуюся от извечного страха перед неведомыми силами храбрость его нукерам. С пронзительным криком упал на землю еще один сраженный топором чужак. Но другие ощетинились длинными копьями, разом подступили к бортнику, воткнули в его тело наконечники, пронзив его насквозь.

– Гы-гы-гы! – изгаляясь, завизжали татары, поднимая копья вверх.

В диком крике-вое забилась женщина, как сквозь густой туман, услышавшая, всем своим на куски разрывающимся сердцем понявшая, что муж, ее обожаемый Корт, с глухим стоном повалился на землю.

Лишь одинокая жгучая слеза обреченной тоски прокатилась по его искаженной болезненной судорогой щеке. Навеки закрылись его всегда добрые и ласковые к ней глаза. Нет больше ее любимого Корта. Нет того, кто смог бы и дальше защищать их. А потому она мирилась в душе со страшной неизбежностью и приготовилась к самому худшему…

Забившаяся в пахучее сено, Амина слышала доносившиеся до нее крики, только ничего не видела. Но по отчаянному материнскому воплю и ей стало понятно, что случилось нечто настолько ужасное, чего ей лучше вовсе и не видеть. В безотчетном движении она быстро-быстро заработала руками и ногами, спеша как можно быстрее ускользнуть из этого ставшего отныне и навеки проклятого места. Еще одно-другое судорожное движение, и вдруг податливая масса высушенной травы легко раздвинулась. Но вот вместо ожидаемого лаза девушка уперлась в деревянную стену. Ничего не видя перед собой, она промахнулась, выползла не к тому месту. И досадная промашка ей дорого обошлась…

Теперь не только Кокчу прислушивался к странному шуршанию, доносившемуся со стороны сенника. Кривоногий монгол, не дожидаясь приказа своего командира, засеменил в обход деревянной постройки и с гортанным торжествующим криком обнаружил чуть приоткрытую для вентиляции дверцу лаза. Приставив ухо к стенке, пережевывая губами, проследил он, как скребки, отрывистое сопение все ближе продвигались к дыре. Сильная и жилистая рука ловко и бесцеремонно извлекла из лаза тоненькое и худенькое девичье тело. При виде полуобнаженной добычи воин громко взвыл от выплеснувшейся наружу дикой радости.

В два огромных прыжка Кокчу преодолел отделявшее их расстояние и оттолкнул рьяного подчиненного, окинув его суровым взглядом.

– Не тронь! Я первый ее заметил! Она моя!

Разгоряченный воин, подогретый жгучей обидой, хлестнувшей через край, выхватил засапожный нож и кинулся с ним на своего командира.

– Я ее добыл! Она моя!

Ловко увернувшись, рысью развернувшись и качнувшись вперед в коротком выпаде, Кокчу тупым концом копья сшиб бузотера с ног и крепко ухватил девушку за руку.

– Кто еще считает ее своей законной добычей? – угрожающе повел он головой, скаля зубы в улыбке, не предвещающей ничего хорошего.

Насупившись и угрюмо пригнув головы, воины молчали. Никто не хотел связываться с ним. Но по их виду Кокчу понял, что его решением забрать девку себе недовольны, по всей видимости, все. В чем-то они были правы. Каждый из них имел право на свою долю в добыче. Так же, как и их хан на десятую часть. А их командир решил все забрать себе.