Роман Булгар: Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Словно вновь явственно услышав голос любимой Борте, десятник вздохнул и тронул поводья. Из его груди вырвался болезненный стон:

– Борте, Борте! Ну, почему же ты не дождалась меня?

В монгольском лагере все было тихо и спокойно, а вот у соседей раздавался какой-то непонятный шум. Впрочем, там, видно, снова что-то не поделили, в том сборном таборе воинов самых разных племен и народов, тех, что пристали к монголам по пути.

Подъехав поближе, Угхах снова вгляделся в темноту, разрываемую всполохами от разожженных костров. Присмотревшись, десятник смог различить пестрые туркменские юрты, тангутские рыжие шатры. Чуть в сторонке виднелись черные шатры белуджей. За ними стояли простые шалаши то ли аланов, то ли еще каких-то неизвестных племен воинов.

Во время битвы весь этот разноплеменной сброд первым посылался в бой или на приступ городских укреплений, а после те, кто остался в живых, подбирали остатки захваченной монголами добычи.

Привязав коня к металлическому приколу, Угхах вошел в свой шатер. В углу что-то зашевелилось. Едва различимая тень поднялась, тихо скользнула и распростерлась возле его ног.

– Это ты, хозяин… – облегченно прошептали девичьи губы.

Безразличным движением руки десятник хотел приподнять девчонку и подтолкнуть ее обратно в свой угол, чтобы тихо сидела и не мешалась ему. Но грубая ладонь его ненароком задела тугой и упругий комок, от прикосновения к которому стало жарко, мгновенно пересохли губы.

Раньше он как-то не замечал, что под простенькой рубашкой может находиться юное тело подросшей за это время служанки-рабыни. Ходит себе с опущенной головенкой серая замарашка и ходит…

Нет, тут он неправ. Вовсе юная туркменка не замарашка. Просто он раньше старался не замечать, как подолгу и тщательно она умывается, как всегда чисто и свежо ее дыхание. Но он даже подумать не мог о том, что под просторной одеждой давно уже не угловатый подросток, а юная девушка с налившимся всеми соками прекрасным тугим телом, которое целиком созрело для того, чтобы сполна познать радость любви.

– Иди, спи! – Угхах, превозмогая соблазн схватить это тело в охапку, убрал руки. – Поздно уже.

– Да, хозяин… – девушка разочарованно вздохнула.

В какое-то мгновение ей почудилось, что мужчина вдруг часто-часто задышал, в неровном пламени светильника блеснули его раскрывшиеся глаза. И она, замерев и затаив дыхание, ждала его горячих объятий, жаркого шепота, неловкой возни. Ждала этого и одновременно боялась.

Боялась рабыня того, чего еще ни разу с ней не случалось. Но, боясь, она столь же горячо этого желала. Но… ничего не случилось…

Подавив в себе поднявшееся желание, приглушенное навалившейся усталостью, десятник шагнул и завалился на свою подстилку. Веки его мгновенно сомкнулись, и он мгновенно уснул.

Проснулся Угхах, когда окончательно рассвело.

– Ты… чего? – пробормотал он, когда его взгляд неожиданно уперся в неподвижную фигурку. – Ты что, не ложилась? Ты всю ночь торчком и просидела? – удивленно спросил он.

– Я охраняла твой сон, хозяин. Не сердись.

Упрямая девчонка сидела на корточках прямо перед ним. На ее худенькие плечики была накинута застиранная до дыр, ставшая почти прозрачной рубашка из белого ситца.

Но первое, что увидел Угхах и что его смутило, – ее взгляд. Он впивался, он приковывал к себе, заставлял цепенеть – столько жило в нем неуемной жажды, плотского зова, что мужчина замер, пристально стал всматриваться в полуобнаженное девичье тело.

Сразу стало заметно взволнованное трепетанье крышек ее носика и стали видны подрагивающие от возбуждения уголки губ.

Сквозь тонкую ткань рубахи он разглядел упруго торчащие в разные стороны юные груди с напряженно вздувшимися сосками. Расходясь под его взглядом, стройные девичьи ножки непроизвольно расползлись в стороны, нескромно приоткрывая темный мысок.

– Чего ты? – буркнул он, в смущении начав тереть глаза тыльной стороной давно немытой ладони.

– Твой Борте… – мило коверкая слова, продолжая прямо смотреть на него, проговорила девчонка, – перед тем, как уйти к Небесным Духам, взяла с меня слово, что я стану твоей верной женой.

– Не выдумывай ты! – не поверил он, сделал вид, что не поверил.

Зажмурив крепко глаза, десятник попытался извлечь из памяти один странный разговор, суть которого он начинал понимать только сейчас. В тот вечер Борте вскользь спросила:

– Тебе нравится наша туркменка?

Неглупая монголка заметила, какими глазами смотрит служанка на ее мужа, смекнула, что юная туркменка по имени Юлдуз влюбилась в Угхаха, как можно влюбиться в ее годы. До одури, до беспамятства, безрассудно и самозабвенно, всем своим еще неискушенным сердечком.