Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Когда нукеры обзаводятся жирком, становятся тяжелы на подъем, то и войско становится неповоротливым и сильно обременено излишней добычей. Из-за нее воины теряют свою храбрость, больше думают о сохранении добытого, чем о славе своего оружия и наказа их Великого повелителя. Сытый и богатый не столь храбр, как нищий и голодный…

В орде монголов всегда уважались только храбрость, сила и ратное искусство. Только эти качества позволяли выжить в Великой степи.

Все же остальные достоинства человека, если они не сочетались с достоинствами храброго воина, ни во что не ставились. Трусость и слабость презирались открыто и беспощадно. Немощь увечного и бессильная старость ни в ком не вызывали сострадания и жалости.

Им все открыто и даже с не скрываемой усмешкой говорили, что лучше бы им, сирым и убогим, раньше с честью умереть в открытом и честном бою, чем мирно дожить до унизительного состояния, когда человек становится никчемной обузой для других…

По приказу Субэдэя теперь каждый день на огромной площади рядом с каждым куренем проходили воинские упражнения, в которых принимали участие все свободные от караульной службы воины, от простых нукеров до самих тысячников включительно.

На второе утро темник неожиданно нагрянул во вторую тысячу и устроил в том лагере настоящий разнос. Он прошелся по становищу, заглянул в шатры, приказал собрать в кучу всех тех, кто отлынивал от упражнений или по тем или иным причинам на то время ошивался при кухне, возле пасущихся табунов, стад и отар.

– Этим всыпать по десять плетей! – Субэдэй хмуро кивнул в сторону нерадивых воинов. – Впредь будет им наука. Десятников этих ленивцев наказать перед строем десятников пятью ударами, чтобы сами впредь следили за своими воинами…

Молчаливые таргауды отогнали в сторону провинившихся воинов и повели на то место, где в ту пору упражнялись их товарищи, чтобы провести перед всеми показательную порку…

– Каждому барану по его заслугам…

Каждый должен отвечать за свои поступки и упущения по службе. Тонкие губы монгольского начальника дрогнули в иронической улыбке.

В странах заходящего солнца вовсю гуляют небылицы о том, что дисциплина в монгольской армии поддерживается невероятными по своей жестокости мерами. К примеру, если в бою два-три человека из десятка отступили – казнят весь бедный десяток. Мол, таких методов устрашения не знала до этой поры ни одна армия мира. Даже децимация в Древнем Риме – лишь казнь каждого десятого труса, бежавшего с поля боя. Но… не знала этого и монгольская армия. Все сплошь выдумки…

Глупцы, все они, видно, неправильно прочитали Плано Карпини, который писал: «Если из десяти человек бежит один или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются. И если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступали сообща, то все бегущие умерщвляются».

Все же ясно и понятно написал про них Карпини: казни подлежат именно трусы, бежавшие с поля боя, но никак не все их товарищи, соратники-храбрецы. Их, монголов, до того мало на этом свете, что каждого следует беречь, посылать в бой с умом…

– А это еще кто? – правая бровь у полководца изумленно изогнулась.

– Этот состоит помощником при кухне, этот помогает пасти табун… – начал перечислять тысячник, пряча в сторону виноватые глаза.

– При кухне хватит помощником и одного немощного старика, – хмыкнул Субэдэй. – И никаких других помощников больше не надо. Все любят быть помощниками при котле. Вооружить мечами. Дать им из табуна лысых шелудивых меринов, отправить их в передовые сотни. Пускай их хорошенько поучат военному делу. Выйдут из них хорошие воины, знать, и добрые кони у них заведутся, и седло, и броня. А если воины плохие выйдут из них, то убьют их в первой схватке. Потеря для нас небольшая… – язвительно добавил он.

Разогнав и пристроив всех бездельников, темник проехал мимо того места, где устроили состязания и упражнения в рубке и умении владеть копьем. Всадники неслись во весь опор и на полном скаку направо и налево рубили саблей тонкую лозу или же поражали копьем набитые травой чучела и расставленные мишени.

Чуть дальше воины из других сотен старались превзойти друг друга в искусстве бросать аркан или же пущенной из лука стрелой, к которой подвязывали куски горящей пакли, старались поджечь щиты из веток и соломы, поставленные на значительном удалении.

Остановился Субэдэй на том самом месте, где устроили состязание в стрельбе из лука. Воину, из шести своих стрел не попавшему два раза, не вонзившему две стрелы из шести в чучело человека, выставленное на удалении ста двадцати шагов, под общий смех туго набивали колчан соломой. На него обрушивался позор, который можно было смыть, только не совершив ни одного промаха на следующей стрельбе.