Ольга Форш - По Москве

Руни зарисовывал двух фламинго.

Египетские священные птицы стояли геральдически симметрично, повернувшись лицом к стене, каждая за трубу отопления засунув длинный свой нос. Изредка они нервно вздрагивали чудесными розоватыми крыльями на красной генеральской подкладке. Выходило, что они отвернулись нарочно, не желая глядеть на воду.

Рядом с художником Руни, сторож, приставленный к «аистообразным», не спуская глаз с фламинго, крыл их отборнейше.

— Ну, за что вы? — спросил Хохолков.

— Тоже нэпманы и буржуи, почему классовый гонор? Перевели их сюда, а они с кряквами, вишь, не плавают… а заплошают, так я-ж отвечай!

По широкому каналу вперед — взад шныряли, ныряли, крякали, дрались и шумели, как торговки в базар — нырки, шилохвостки, чирки, широконоски и прочий утиный дрязг.

Они клевали кучами на помосте, судачили, ткали сплетню, ругались отверстыми красными клювами вплоть до угла с отоплением, где, как геральдические изваяния, фламинго из Египта, гордясь розово-пурпурным оперением, безмолвно страдали, но не шли в оскверненную утками воду.

— Покажу я вам классы… и сторож пошел к отоплению, силком столкнуть в бассейн норовистых «аистообразных».

……………

Хохолков, в приемный редакторский час, с тоской глядя в окно на черемуху, как невесту убравшую себя в белый убор, последнюю делал попытку устроить свой «Красный Зверинец».

……………

Допускаю вы правы, товарищ, если Ленгиз запретил зверю слово, то уподобление его человеку — по существу нарушение, профессор Копченко отпадает. Но фламинго, но кряквы? Разве не сильнейшее оружие логики вскрытие всюду однородных законов? Эта классовая гордость птиц……

Редактор вспылил: под пером не марксиста, — ударил он, — подобная тема, товарищ, бледна. Удивляюсь немало, вы получали академический паек, а про зверя не можете без никчемных надстроек. Никак уже с четырьмя сели в лужу? Ну вот вам последнее снисхождение — попробуйте пятого, элементарнейше дельно, хоть так: живет, умирает, удобряет землю… ну и там что-нибудь из копыт. Эх вижу я, не будет вам летнего отдыха!

— Ложь, — закричал вне себя Хохолков, — ложь будет мне летний отдых, я пя-то-го зве-ря нашел!