Александр Ахматов - Триокала. Исторический роман

Утром следующего дня Тициний получил новые сведения о мятежниках от прибывших в городок перепуганных торговцев оливковым маслом из Скиртеи. Они рассказали трибуну, что были ограблены близ Триокалы неизвестными вооруженными людьми, отобравшими у них весь товар вместе с мулами и повозками. Немного позднее из самой Триокалы кто-то принес весть, что более четырехсот мятежников расположились лагерем примерно в двадцати стадиях от города.

Сообщение это было подтверждено несколькими разведчиками, которых Тициний послал к Триокале. Военный трибун решил остановиться в Термах Селинунта, чтобы быть ближе к месту событий и заодно приятно провести время. По его расчетам у него было по меньшей мере два дня свободного времени. Совесть его была чиста. Теперь он знал о местонахождении противника и мог спокойно дожидаться, когда к Термам подойдет претор со своим войском.

С сознанием до конца выполненного долга Тициний объявил своим подчиненным, что разрешает им хорошенько отдохнуть до прибытия претора. В сущности, он поступил в духе самого Нервы, с улыбкой вспоминая сказанные о нем слова вездесущего Либона во время пирушки у Гнея Волкация в Риме: «Нерва никогда не бывает настолько занят делами, чтобы забыть об удовольствиях». О жалких рабах, засевших в своем укрепленном лагере, он думал с величайшим презрением. Он ни на минуту не сомневался, что в течение нескольких дней с ними будет покончено.

Легионеры остаток дня до самого вечера принимали теплые ванны и ужинали в харчевнях, а весь следующий день провели на берегу моря, спасаясь от нестерпимой жары. Общественные рабы и служители раскинули для них легкие парусиновые навесы. По распоряжению проагора им принесли также корзинки с вином и закуской. Его радушие по отношению к римлянам было вполне объяснимо: Термы Селинунта не имели стен, и слухи о приближении к городу мятежных рабов вызвали среди его обитателей нешуточный переполох. Почти все из отдыхавших здесь богачей поспешили разъехаться по домам, под защиту стен городов. Однако прибытие конного римского отряда во главе с военным трибуном несколько успокоило жителей городка и даже вселило в них уверенность в том, что все страхи в связи с мятежом рабов сильно преувеличены.

На песчаном морском берегу специально для римского трибуна рабы растянули полотняный навес, под тенью которого тот отдыхал почти до самого заката солнца.

Марк Тициний чувствовал себя превосходно. Немного разомлевший от жары и выпитого вина, он лежал под навесом в одной набедренной повязке и, закрыв глаза, лениво думал о том, что неплохо бы перед тем, как вернуться в город, еще раз окунуться в прохладные морские волны.

От ближайших гор в сторону моря уже протянулись длинные вечерние тени.

Тициний сделал над собой усилие и, встав на ноги, пошел к морю.

Со стороны Селинунта дул легкий ветерок. Волны как бы нехотя набегали на песчаный берег и тут же откатывались назад. Тициний, разбежавшись, прыгнул в воду, окунувшись в нее с головой. Вынырнув, он поплыл вперед, долго не оглядываясь на берег. Трибун плавал отлично.

Тициний вдруг заметил неподалеку от себя чернеющую в волнах голову пловца, который, легко взмахивая руками, плыл к нему наперерез. Судя по всему, он плыл от мыса, на котором были расположены общественные бани. Тициний остановился, удерживая тело на поверхности воды слабыми движениями рук и ног. Пловец быстро приближался. Он уже был совсем близко, когда Тициний узнал его. Это был его родной брат, которого он последний раз видел в Сиракузах, когда тот среди ночи поднял его с постели и соблазнил возможностью схватить в одной из гаваней самого Требация, за поимку которого в Риме была объявлена награда в двадцать талантов.

– Гай! – воскликнул он с изумлением.

– Привет, брат! – отвечал тот, тяжело дыша и сплевывая морскую воду.

– Надо полагать, наша встреча не случайна? – спросил трибун, бросив на него испытующий взгляд.

– Ты прав, мой Марк! Я давно наблюдал за тобой, не решаясь подойти… чтобы не привлечь внимание кого-нибудь из твоих людей!

– Правильно поступил… Никто и никогда не должен знать, что мой брат, опозоривший род Тициниев, до сих пор здравствует под ненавистным всей Сицилии именем Гадея…

– Ты как будто не рад нашей встрече?

– В начале года ты обещал чуть ли не озолотить меня, – сердито продолжал Марк Тициний. – Признаться, я этому и тогда не особенно поверил, а теперь мне стало ясно, что ты просто морочил мне голову…