Иван Стаднюк - Москва, 41. Меч над Москвой

В дальнем углу цеха дверь почти не закрывалась — входили отдохнувшие девушки и подростки, одетые потеплее, и начинали принимать у отработавшей смены станки. На место Ирины встал курносый парнишка лет четырнадцати — в валенках и длинном, не по росту, пальто с подвернутыми рукавами.

Васильский и Иванюта привлекли к себе всеобщее внимание: у станка Ирины собралось немало любопытствующих. Васильский решил воспользоваться этим и, сделав несколько групповых снимков, обратился главным образом к девушкам, так как они были постарше:

— Друзья, у нас к вам просьба! В нашей редакции во время последней бомбежки погибло несколько человек… В том числе и один корректор. Вы знаете, что такое корректор?

— Знаем! Знаем! — раздались редкие голоса.

— Чтобы опечаток не было в газете! — подала голос и Ирина.

— Не только опечаток, но и ошибок вообще! — пояснил со знанием дела Миша Иванюта. — Чтобы все соответствовало присланным из секретариата в типографию материалам — корреспондентским и тассовским!..

— Нет ли у кого-нибудь из вас знакомого корректора? — уже конкретно поставил вопрос старший политрук Васильский.

Наступила тишина, если не считать шума нескольких станков, которые уже были включены в разных местах цеха.

— А девушка может быть корректором? — настороженно спросила Ирина.

— Конечно может! — ответил Васильский.

— Тогда меня приглашайте! — Лицо Ирины будто посветлело, а из глаз улетучилась усталость. — У меня всегда были пятерки по русскому языку, и сочинения я писала на «отлично».

— И я бы поехала! — подала голос рыжеволосая девушка из новой смены.

— Я тоже согласна!..

— И я!..

Ирина вдруг вскочила на деревянную подставку своего станка и обратилась к собравшимся:

— Товарищи, я ведь дочь военнослужащего, генерала! — Ее усталый, хрипловатый голос звучал взволнованно. — Мне знакома военная терминология! У нас весь род военный!

— А кто вместо тебя будет нашим комсомольским секретарем? — с укором спросила ее Надя, чуть косоглазая соседка Ирины по двору.

— Ты заменишь! У меня есть предложение: Надю секретарем выбрать! — Ирина держала себя так, будто вопрос о ее отъезде на фронт уже решен окончательно. — Кто за это предложение, прошу поднять руки!.. Голосуют только комсомольцы!..

Но голосовали все — оживленно, с каким-то особым энтузиазмом и весельем: ведь идти на фронт готов был каждый, но счастье выпало пока одной Ирине, и за нее радовались.

А Миша все раздумывал над словами девушки о том, что она дочь генерала. И сердце его вдруг встрепенулось, забилось учащенно, а в голове зашумело от ударившей крови: он был оглушен внезапной догадкой… Только сейчас до сознания Миши стало доходить, что Ирина — родная дочь самого дорогого для него человека — Федора Ксенофонтовича Чумакова… Смятенные мысли Иванюты молнией, в один охват, пронеслись по невиданно-тяжким, кровавым дорогам, пройденным со страшными боями в первые недели войны под командованием этого мудрого генерала… Но в памяти Миши смутно брезжило, будто семья Федора Ксенофонтовича жила до войны в Ленинграде. От кого же он это слышал?..

Миша протолкался к окруженной молодежью Ирине и спросил у нее, не тая изумления и тревоги:

— Вашего отца зовут Федор Ксенофонтович?

— Да… — Ирина смотрела на Мишу почему-то с испугом.

— Он живой?

— Не знаю… Осенью лечился в госпитале под Москвой, приезжал домой… Сейчас неизвестно где… Вы с ним знакомы?

— Я прошел с вашим отцом от западной границы до Смоленска. Если б не он, не знаю, как бы все было…

Неизвестно, кто распорядился выключить начавшие работать станки, и в цехе стояла такая тишина, что казалось, все перестали дышать, вслушиваясь в разговор Иванюты с Ириной.

— Вы были с ним в окружении?

— В трех окружениях, — с печалью в голосе ответил Миша. — Из Смоленска Федор Ксенофонтович, он тогда уже был серьезно ранен, послал меня к полковнику Гулыге с приказом пробиваться на восток по новому маршруту. И мы опять прорывались из окружения, но уже без генерал-майора.

— Домой он приезжал генерал-лейтенантом, — зачем-то уточнила Ирина и, помедлив, вдруг спросила: — А лейтенант Рублев Виктор не с вами был?

— Как же, знаю Рублева! — Но Миша оживился из-за другого. — Так Федор Ксенофонтович уже генерал-лейтенант?!

— Ага!

— А Рублев при мне спускался в тылу у немцев на парашюте, когда подбили его «ястребок». Один наш раненый принял его за фашиста и хотел пальнуть из автомата.