Юрий Тубольцев - Катон

Бут ушел, а Катон продолжал сидеть в ночной тишине, как никогда объемной и многозначной. Эта тишина для него была наполнена хором голосов, словно необозримый Космос уже вел с ним беззвучный диалог о вечности.

Вдруг звонкое безмолвие пронзил крик петуха. Жизнь ворвалась под ночной полог смерти и всколыхнула душу Катона. "В последний раз... - подумал Марк, - в последний раз я слышу этого предвестника утра".

"В последний раз..." - самые страшные слова для всего живого, поскольку означают остановку, тогда как сама жизнь - движенье. Однако для каждого человека все привычное когда-нибудь происходит в последний раз, более того, вообще все, что происходит, происходит в первый и последний раз, и смерть овладевает живым организмом постепенно, мгновенье за мгновеньем. Когда же приходит пора испустить последний вздох, чаша жизни оказывается уже пустой, лишь на самом дне слезою блестит ее последняя капля.

Все это было известно стоикам. В течение многих лет они упражнялись в подобных рассуждениях, чтобы не потерять равновесие в тот час, когда земля уйдет у них из-под ног, а небо еще не откроет им свои врата.

В последний раз... Катон подумал, что через несколько часов наступит утро, на первый взгляд такое, как и другие, только его самого уже не будет, взойдет солнце, только он его не увидит. Крик петуха замутил его душу, поднял в ней осадок нереализованных жизненных сил, и в своем круговороте они одурманили его разум. Стоит ему на мгновенье перестать быть Катоном, изменить принятое решение или хотя бы отложить его, и он... увидит утро и зеленую траву...

"Один день мудрого человека длиннее самой долгой жизни профана", - процитировал Катон стоическое изречение. - А я прожил отличный день. В нем были и труды на благо сограждан, и дружеская беседа, и философский диспут, и баня... Да, я должен быть чист от колебаний и сомнений".

Снова пропел петух, и на этот раз его оптимистичный клич подхватили собратья. В груди у Марка, прорвавшись сквозь броню холодных рассуждений, забил горячий источник жизни. С калейдоскопической быстротой в мозгу понеслись воспоминания детства и молодости - периода, когда он еще надеялся, что жизнь ему друг, а не враг. Жизнь, расцвеченная красками надежды - феерическое зрелище. Однако оно уже не принадлежало ему даже как воспоминание. Незримая преграда отделила его от каких-либо проявлений жизни. Минувшие события смешивались друг с другом, преодолевая годы и десятилетия, скрещивались с настоящим, создавая удивительные миры, потом распадались на части и слагали новые узоры. Но Марк наблюдал эти импровизации на теми собственной судьбы словно через стекло. У него уже не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Видя себя маленьким мальчиком, столкнувшимся на бегу со смешливой, сияющей, как маленькое солнышко, девочкой; подростком, сжимающим кулаки при встрече с всесильным диктатором, обрекшим на дрожь полмира; молодым сенатором, извергающим гневную речь против Катилины; сорокасемилетним старцем, со сверхусилием штурмующим пустыню, - видя себя там, по ту сторону пре-грады, он испытывал жалость и боль за того человека, который когда-то был им самим, он чувствовал себя виноватым за то, что ничем не может помочь ему.

Теперь знание, даруемое предсмертным часом, вознесло его на вершину, и он смотрел на свою жизнь, словно с горы, единым взором охватывая все ее поля, леса, овраги, реки, холмы и дороги, но все это было недосягаемо далеко и с каждым мгновеньем становилось все дальше, потому что невидимые силы уносили его в небеса. В головокружительном полете земная панорама вертелась перед ним быстрее и быстрее, постепенно сливаясь в одно пятно, все жизненные пути сходились в точку. Пространства более не оставалось, время кончилось.

"Это душа мечется от страха, - отметил Катон, с беспристрастностью ис-следователя наблюдая собственные переживания. - Моей душе нечего бояться небесного суда. Я сделал все, что мог, и, если результат столь плачевен, в том нет моей вины: насильно человечество не спасешь. Значит, она боится самой смерти. Судя по всему, там ничего нет. А потому надо сохранить свою жизнь здесь. Надо завершить жизнь так, чтобы она навечно осталась в этом мире, среди живых людей".

Итог подведен, все, что требовало внимания, им обдумано и дальнейшее движение мысли могло привести лишь к новым душевным метаниям, поэтому Катон усилием воли подавил размышления и воспоминания и погрузился в дрему.

Пришел Бут и доложил, что все, кто желал, благополучно отплыли из Утики. Никто не возвращался, и, несмотря на ветер, условия для морского путешествия приемлемые. Марк поблагодарил его и велел уходить, сделав вид, будто укладывается спать. Однако, едва тот вышел, Катон встал и взял меч. "Ну, теперь все в порядке", - сказал он и вонзил клинок в живот, все свои жизненные силы вложив в этот стремительный рывок к смерти. Слепящая боль в теле озарила обретшую покой в исполнении долга душу.