Юрий Тубольцев - Катон

Юба подписался под обязательствами оказывать римлянам военную, материальную и финансовую помощь в обмен на долю престижа и добычи после общей победы.

То, что царь в принципе примет условия республиканцев, не вызывало особых сомнений. Жестоко расправившись с Цезаревым войском под командованием Куриона, он сделался смертельным врагом фарсальского победителя. Правда, если бы Юба немедленно перешел на сторону Цезаря, тот, по всей видимости, проявил бы милосердие и простил обладателю большой армии истребление трех своих легионов. Однако Юбе было сложно просчитать сложившуюся ситуацию, и рискованной тропе по краю пропасти он предпочел уже проторенный путь союзника республиканцев. К такому выбору его привели как собственный крутой нрав, не позволявший ему унизительно пресмыкаться перед Цезарем, так и очевидные успехи республиканцев в воссоздании своей мощи, а также уверенное поведение Катона, казалось, не допускавшего сомнений в победе своего дела. Поэтому главная интрига совещания заключалась в распределении между союзниками обязанностей и прав. Нумидийцу хотелось побольше вторых и поменьше первых, а для римлян вопросом жизни было именно обратное соотношение. Благодаря неброскому, но философски убедительному красноречию Катона и красноречивому молчанию Метелла римляне добились максимально-возможного результата. Их дело в Африке обрело новый масштаб, а это в свою очередь создало им проблемы.

Первым делом республиканцам следовало разобраться с распределением полномочий в своем стане. Силы римлян в Африке состояли из двух слабых ле-гионов Вара, кучки новобранцев Метелла, нескольких сотен германских и галльских всадников Тита Лабиена и боеспособного, закаленного в невзгодах ядра в количестве примерно двух легионов под началом Катона. Кроме этого, еще была эскадра в пятьдесят пять судов Марка Октавия. Другой флот численностью в семьдесят кораблей, вверенный Гаю Кассию для операций на Востоке, перешел на сторону Цезаря. Причем Кассий случайно столкнулся с Цезарем на море, когда тот преследовал Помпея после фарсальской битвы, и, имея преимущество, мог взять узурпатора в плен, однако предпочел предать Республику.

Соотношение сил и авторитет у солдат, местного населения и нумидийских властей говорили в пользу Катона как потенциального вождя. Офицеры также считали его самой подходящей кандидатурой на должность военачальника африканского корпуса и всеми республиканскими силами вообще. Даже другие претенденты, включая скандальных Вара и Метелла, безоговорочно признавали первенство Катона. Однако сам Марк, как прежде на Керкире, отказался от империя на том основании, что не исполнял консулата.

- Мы защищаем Республику и первыми должны соблюдать ее законы, - в очередной раз объяснял он свою позицию по этому вопросу.

- Давай я назначу тебя диктатором, - не то в шутку, не то всерьез предложил Метелл.

- А где постановление сената?

- Сделаем! - с готовностью подхватил Вар.

- Нет уж, два незаконных диктатора - это слишком много для государства, - объяснил Катон.

Остальные только пожали плечами. Видя всеобщее недоумение, Марк по-пытался изложить ход своих мыслей более основательно.

- Вспомните Деция, - начал Катон, - перед сражением он согласно оракулу пожертвовал собою и тем самым вдохновил войско на победу. В данном случае погиб один человек, правда, консул, но зато силы каждого солдата удвоились за счет душевного подъема, а это равносильно увеличению войска в два раза! - воскликнул Катон с просветленным взором, как бы сам удивляясь оптимистичному результату своих арифметических выкладок.

Однако сенаторы, лучшие мужи государства, слушали его, позевывая. Пример с Децием набил им оскомину еще в детстве. Для них все это было лишь риторикой, заезженной тропой, где не стоит задерживаться. Они скорее сами повторили бы подвиг Деция, чем поверили бы в него.

- Сейчас на стороне врага численное преимущество, опытность войска, талант полководца, союзники, ищущие не справедливости, а успеха и выгоды, - продолжал Катон. - Традиционным способом нам противника не одолеть. Как бы мы ни старались, нам не собрать армии, равноценной вражеской, какого бы военачальника мы ни избрали, он не превзойдет Цезаря ни в тактике, ни в стремительности, ни в коварстве. Значит, для достижения победы нам необходимо применить какое-то особое оружие, какого нет у врага. А что это может быть за оружие? Что у нас есть такого, чего не имеет Цезарь? Это, отцы-сенаторы, справедливость! Мы бьемся за праведное дело, за Республику! За Цезарем же стоят корыстолюбцы, преступники, всяческие изгои и толпы одураченного и подкупленного люда. Так сделаем же эту разницу осязаемой, превратим мораль в оружие, как поступали наши предки, и сразим ею врага.