Юрий Тубольцев - Катон

Юба подошел к Катону, продемонстрировав свою наблюдательность тем, что безошибочно угадал его в толпе, и хозяйским жестом пригласил сесть на один из стульев, стоявших на почетном возвышении. С другой стороны своеобразной сцены он усадил Метелла Сципиона, а сам солидно поместился в центре. Такой геометрией величавый царь с очевидностью сделал заявку на то, чтобы унаследовать громкое имя Помпея, так как согласно античному этикету центральное место было самым почетным и принадлежало наиболее авторитетному лицу. Все это произошло на глазах полусотни римских сенаторов, лишь сокрушенно вздохнувших и потупивших очи пред унизительной картиной, и примерно сотни африканских вельмож и царских прислужников, чьи глаза, наоборот, восторженно расширились. Однако уже в следующее мгновение и у римлян, и у нумидийцев глаза одинаково округлились, потому что Катон встал, поднял свой стул, сделал с ним полукруг перед самой царской бородой и сел рядом с Метеллом Сципионом. В результате, тот оказался в центре, а Юбе была предоставлена честь служить левой рукой Метелла. Царь опешил. Повтори он маневр римлянина с пересаживанием, это будет выглядеть глупо, а остаться на месте - значило признать превосходство римлян. Если бы при этом нумидиец еще был осведомлен о случае в Сицилии, когда Катон предоставил центральное место греческому философу, его борода и вовсе встала бы дыбом от гнева. Царь не знал, что ему делать, а потому мог сделать только нечто дурное. Понимая это, Катон поспешил заговорить, чтобы отвести царя подальше от дипломатической пропасти.

"Ныне в Африке собрались люди, для которых чреватая лишениями свобода дороже сытого рабства, честь, слава и достоинство важнее самой жизни, - начал он. - Африка сделалась приютом для всего честного и доблестного в мире, она стала пупом цивилизации. Мир перевернулся, опрокинутый людскими пороками, и Африка превратилась в центр Земли. В том, что оплотом свободы оказалась именно эта страна, есть и промысел божий, и заслуга ее хозяина. Честь и хвала царю Юбе за то, что он сумел уберечь Нумидию от напасти нашего века. Однако сделанное - лишь малая часть того, что надлежит совершить. Особый статус Африки, дарованный ей судьбою, налагает на нас огромную ответственность. Взоры людей всего земного круга с надеждой обращены на нас. Либо обретшая здесь оплот справедливость начнет отсюда победное возвращение в мир, либо она тут погибнет, и тогда не будет нам прощения потомков".

Услышав столь помпезную речь, царь почувствовал себя на вершине Олимпа и забыл о стульях. Пользуясь этим, Катон предложил перейти к деловой части визита и выразительно посмотрел на Метелла. Однако интеллекта проконсула хватало лишь на то, чтобы солидно восседать на почетном месте. Тогда снова заговорил Катон. Он обрисовал сложившуюся в Средиземноморье ситуацию и сформулировал задачу, стоящую перед участниками совещания, а затем снова предоставил возможность высказаться тому, кого он определил в лидеры Республики. Метелл молчал, будучи переполненным сознанием собственной значимости. Ему и в голову не приходило, что Катон в любой момент может пересесть обратно и оставить его на задворках истории.

Впрочем, Метелл Сципион умел быть и речистым, и остроумным. Таковым он проявил себя, когда отбивал невесту у Катона в молодости и когда сочинял сатирический памфлет против нарочито-смешной честности того же Катона. Его сатира имела успех в кругах разудалой аристократической молодежи и частенько цитировалась на веселых пирушках. Марк знал об этом произведении, однако на радость автору он был философом. Но одно дело демонстрировать свои таланты перед женщиной или за спиною невозмутимого философа, и совсем другое - вступать в поединок с жестоким властным царем да еще в его дворце. Безмолвный Метелл был центральной фигурой величественной троицы, а кем он окажется, если вдруг заговорит, являлось тайной за семью печатями. Эти печати и сомкнули намертво уста внушительного внешней статью консуляра.

Закончив очередную фразу, Катон снова воззрился на того, кто в фессалийском лагере отдавал легионам собственные приказы как император, равный Помпею. Метелл молчал. Такое постоянство насторожило Юбу, и он с особым интересом посмотрел на главного из римлян. Тот молчал.

- Ведь так, Метелл? - переспросил Катон и, не дождавшись ответа, сам сделал утвердительный жест.

И тут новоявленный африканский сфинкс вдруг ожил и кивнул в знак со-гласия. При такой поддержке Катон довел переговоры до логического завершения.