Михаил Деревьев - Невольные каменщики. Белая рабыня

— Не пора ли нам оформить наши отношения, а?

— Что ты имеешь в виду? Ах да!

— Ты куда-то пропал, теперь вот, слава богу, нашелся. Ты вон в том доме живешь?

— Да, в белом.

— Я еще женщина не старая. Как видишь. Могу еще свою судьбу устроить.

— О чем речь.

— Ну так как?

— Конечно, разведемся.

Антонина Петровна полезла в свою сумочку и достала оттуда — Деревьев долго не мог поверить своим глазам — визитку.

— Позвони мне, ладно? И не тяни, хорошо?

— У меня нет телефона… В том смысле, что я с улицы звякну.

— Вот и отлично.

Отойдя шагов на пять, Антонина Петровна остановилась и обернулась к продолжавшему стоять неподвижно писателю.

— Да, — ты знаешь, мне звонила Нелька, ну эта, со старой квартиры, хромая. Тебя там вчера спрашивали.

— Спрашивали меня?

— Два каких-то мужика. Черные, но такие, интеллигентные.

— Ошибка, — усмехнулся Деревьев, — среди моих знакомых лиц кавказской национальности нет.

Дубровский от вида дружеских подношений остолбенел. И, как всегда в минуту сильных душевных переживаний, стал сильно похож на изваяния острова Пасхи. Вытянутая, базальтового цвета физиономия, запавшие до полной невидимости глаза. Многозначительно-бессмысленное молчание.

От природы Дубровский был опаслив. Приступы непонятной щедрости, откуда бы они ни исходили, вызывали у него в первую очередь тревогу. И потом, размеры благодарности слишком превосходили размеры оказанной услуги. Дубровский решил компенсировать Деревьеву его траты. У него для этого был только один единственный способ. Он считал себя — и считался в кругу общих знакомых — значительно более талантливым стихотворцем, чем Деревьев, и поэтому он весь вечер цитировал к месту и не к месту поэтические произведения щедрого прозаика Деревьева. Дубровский редко запоминал стихотворение целиком, но если уж что-то западало ему в память, то навсегда, как пчела в янтарь. Причем, как правило, это было самое интересное и ценное в данном стихотворении. И читал замечательно, без аффектации, которая так же неуместна при чтении стихов, как, например, вопли хирурга при прикосновении скальпеля ко внутренностям больного. Под стихи и напились.

Чтобы избежать утреннего продолжения деревьевских чтений, пришлось дать Дубровскому денег на такси для форсирования ночной Москвы.

За окном еще было темно, а начинающий литературный раб, приняв контрастный душ, уже сидел за столом. Он решил последовать совету хозяина и, отринув шариковую ручку, которой слишком доверял в своей прошлой творческой жизни, напрямую соединился с пишущей машинкой. Работа загрохотала у него в руках.

На семьдесят первой странице флаг капитана Блада наконец появился на рейде бухты Санта Каталаны. На ультиматум о выдаче Елены Бильверсток испанцы ответили гордым отказом. Как и ожидалось. Последовала бомбардировка внешнего форта Эспаньол, защищавшего вход в бухту. Под прикрытием бомбардировки полторы тысячи английских и голландских пиратов, французских охотников и лесорубов, гаитянских мулатов высадились на берег вместе с двумя десятками осадных орудий. Испанцы сделали отчаянную вылазку, но были после кровопролитной стычки отброшены. Потянулись долгие дни осады. Перестрелки, ночные диверсии. Во время одной из них гиганту Волверстону испанской пулей был выбит второй глаз. Слава богу, он остался цел. Пуля вылетела на волю через височную кость. Гигант не пожелал покидать лагерь, хотя у него была такая возможность. Он сказал, что хочет присутствовать при столь великом событии, как взятие Санта Каталаны.

С этого момента способ повествования усложняется. Причем непроизвольно. Джереми Питт становится глазами Волверстона, и бóльшая часть текста представляет собой рассказы штурмана жадно внимающему морскому вожу. Тот запоминает их наизусть и начинает распевать, тут же, по ходу дела придумывая незамысловатую музыку.

Деревьев осознал появление этого приема в тексте романа только страниц через двадцать и, естественно, переделывать ничего не стал.

Обороной крепости руководит дон Мигель де Унамуно, высокородный кастильский кабальеро. Его сын Пабло, очень горячий юноша, влюбляется в похищенную Елену и вследствие этого ищет личной встречи с капитаном Бладом. В поединке во время одной из вылазок он убивает Жан-Клода Килли, командира французского отрада.

Между тем появляется известие о том, что к Санта Каталане направляется огромная испанская эскадра, и таким образом осаждающие сами оказываются в роли осажденных. Они сдавлены с двух сторон. С одной — стенам крепости, а с другой — пиками и багинетами испанской пехоты. В лагере пиратов поселяется уныние.