Михаил Деревьев - Невольные каменщики. Белая рабыня

— Что с тобой?

Плод моего умозрения почти созрел, мнимая величина существенно уменьшила степень своей мнимости. Количество ожидания имело разродиться качеством. Я свыкся с мыслью… хуже, доказал себе существование этого болтливого гада так же точно, как физик доказывает существование гамма-лучей. Тот факт, что я ни разу не видел его и ничего о нем не слыхал, смущал меня мало.

Ожидание мое начало обретать истерические цвета. Полетел тополиный пух, овеществляя пространство между людьми. Воздух жил бездуховной жизнью.

Легкая аллергия, я до крови расчесывал ноздри и слезящиеся глаза. Ноздри сверхфизического нюха воспалились еще отчаяннее. Среди всеобщего болезненного раздражения жизни началась неуместная сессия.

Даша позвонила мне утром перед экзаменом и сказала, что ей нужно со мной поговорить.

— Во дворе института после экзамена. Я постараюсь отделаться поскорее.

Когда я вошел в аудиторию, Вивиан Валериевич улыбнулся мне так, как должен был улыбнуться человек, неоднократно в качестве третьего партнера присутствовавший в моей любовной постели. Я, разумеется, странный отсвет этой улыбки отнес на счет пуха, неврастении и т. п. Но, получив билет и заняв удобное, у окна, местечко, вдруг ни с того ни с сего ускользая с экзамена, принялся размышлять о проницаемости мира как одном из его универсальных качеств. Вот летит уже упоминавшийся пух на плечи чугунного истукана, а обжигаемый тенями этого пуха классик корчится от боли по ту сторону моего воображения. В этом неочевидном направлении мир проницаем для летящего пуха. Человеку, знающему повадки веществ, столь же легко подобрать научные слова для объяснения таких феноменов, как мне найти причину этого омерзительного экзаменаторского внимания к моей персоне. Да, мы с Дашей часто и подолгу хихикали над вами, поэтому не боритесь с собой, спокойно ненавидьте меня (я поднял глаза, Вивиан продолжал жечь меня глазами). А рациональных причин не ищите, не найдете. Нынешнее ваше раздражение против меня есть результат своеобразного путешествия во времени, это только в дурно-фантастических романах человек может перенестись ко двору какого-нибудь динозавра в полном телесном обличье. Эти топорные поделки скомпрометировали идею подобных путешествий в глазах здравого смысла. Стена тупо напирающего времени не может иметь сплошную фактуру. Какими-то тончайшими своими материями человек способен просачиваться навстречу бесчувственному натиску. Иногда даже не осознавая, что происходит, как, например, Вивиан Валериевич в настоящий момент. Такая гримаса может быть на лице у человека, обнаружившего, что он является посмешищем. Поскольку я ничем не мог выдать своего коварства, ибо не появлялся на его лекциях полсеместра, а о существовании Дарьи Игнатовны экзаменатор и не подозревает, то приходится поверить в то, что изможденная тень его самолюбия часами простаивала в изголовье наших веселых бесед.

Чтобы убедиться в правоте своей очень уж прихотливой логики, я снова посмотрел на экзаменатора: невзирая на то что перед ним сидел и бойко врал какой-то шпаргалочник, основная часть его мстительного внимания была все еще направлена в мою сторону.

Что тут еще нужно доказывать, подумал я, обращаясь к тополевому скверу, где мне суждено было увидеть Дашу. Конечно, какие-то ветки и листья вмешались, и я заерзал на месте, пытаясь по совокупности просветов сделать волнующий вывод. Уже через несколько секунд я не сомневался. Не только в том, что она пришла, но и в том, что она не одна. Что она с кем-то разговаривает.

Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что в те часы, когда мы с нею не видимся, ей доводится перекинуться парой слов с кем-нибудь, что она не лежит, как спящая красавица в хрустальном гробу. Но увидев это собственными глазами, я испугался. Вот она беседует с кем-то, кого закрывает от меня памятник Гоголю. Почему этот факт сводит меня с ума?! Потому, что слишком видно, что эта беседа доставляет ей удовольствие? Как она остойчиво переступает на острых каблуках, какое ощущение своего пола! Но все-таки — с кем это она? Я перевалился через свой стол так, словно меня рвало. Потом запрокинулся на стуле, не щадя его суставов. Ни на одну секунду мне не приходило в голову, что в тени Гоголя может скрываться женщина. Приехавшая вместе с Дашей подруга.

Конечно, странности моего поведения не могли остаться незамеченными, тем более в атмосфере и без того повышенного ко мне внимания.