Михаил Деревьев - Невольные каменщики. Белая рабыня

Оставалось надеяться, сколь ни омерзительной казалась эта надежда лично дону Мануэлю, на то, что дон Диего, услышав звуки сражения, разберется в том, что происходит, и нанесет корсарам удар в спину.

С этими мыслями дон Мануэль кинулся вслед за своими обреченно наступающими солдатами, выкрикивая какие-то команды, которые вряд ли кто-нибудь слышал в этом аду. Он оказался в первых рядах, когда произошло столкновение с контратакующим противником. Мушкеты полетели на землю, засверкали в лунных лучах обнажающиеся клинки, затеялись многочисленные фехтовальные дуэли, затрещали пистолетные выстрелы.

Дона Мануэля не оставляло ощущение странности, ненормальности происходящего. Что-то во всей этой развернувшейся лунной картине казалось ему неестественным. Понял он, наконец, в чем дело, когда из темноты прямо на него вывалился громадный детина с повязкой на глазу, огромной абордажной саблей и полным ртом испанской ругани. Дону Мануэлю пришлось скрестить с ним клинки, отразив несколько яростных выпадов, прежде чем алькальд сообразил, что дерется не с кем-нибудь, а с собственным дядей.

Ослепленный яростью, дон Диего, неутомимо ругаясь, наседал на него. Дон Мануэль лишь отмахивался по инерции, сотрясаемый неудержимым истеричным хохотом.

— Чему ты смеешься, каналья?! — наконец крикнул дон Диего, тоже начинающий что-то соображать.

— Куда вы девали моих пиратов, дядя? — продолжая хохотать и плакать от хохота, спросил дон Мануэль.

Одноглазый свирепо развернулся на месте, оглядывая поле битвы, осыпаемое испанской бранью и поливаемое испанской кровью.

— Проклятье! Они заставили нас драться друг с другом, но где они сами, эти английские твари?!

И в этот момент, словно в ответ на его вопрос, раздался протяжный свист, и из темноты — а как показалось дону Мануэлю, из-под земли — хлынули корсары. Их внезапное и страшное появление на поле битвы, на котором ошалело топталось несколько сот совершенно сбитых с толку, израненных и перепуганных людей, было сродни гневу Господню.

Дон Диего, не задумываясь, рванулся им навстречу, одержимый желанием смыть, и немедленно, позор, который он навлек на себя неразумным командованием. И ему позволили этот позор смыть, но только собственной кровью. Выстрелом в упор из аркебузы ему снесло полчерепа, и он рухнул на землю, так и не узнав, в чем была соль корсарской хитрости.

Оказывается, возня сэра Фаренгейта со старыми испанскими картами неожиданно сослужила хорошую службу и ему самому, и его воинству. В том фолианте, что был изъят у Лавинии в бриджфордском доме, капитан нашел указание на то, что на перешейке имеется несколько старых индейских каменоломен. Более того, произведенные розыски показали, что вход в них расположен как раз под корсарским лагерем. Остальное известно. Остается только сказать, что ту роль, которую в штабе дона Мануэля сыграл сам капитан Фаренгейт, полковник Хантер сыграл в лагере дона Диего. Жажда мести и любовь ослепили даже такого хитрого и предусмотрительного человека, как дон «Циклоп»: он поддался на уловку англичан. И когда обе испанские армии достаточно обескровили друг друга, из замаскированных подземных провалов на них ринулись свежие и изголодавшиеся по хорошему делу корсары.

Дон Мануэль был человеком более прагматичным, чем его дядя. Вопросы воинской чести стояли у него не на самом первом месте, поэтому он вместо того, чтобы ввязаться в безнадежную драку с настоящим противником и пасть более-менее геройской смертью, ретировался. Рассчитывая еще кое-что успеть и свести кое с кем счеты. А впоследствии, может быть, и унести ноги.

Он бросился к городу, а точнее, ко дворцу Амонтильядо.

Но первой к нему успела Лавиния вместе со своими людьми. Троглио хорошо ей обрисовал его расположение и устройство. Стоя в тени собора, Лавиния осмотрелась. Вход во дворец охранялся, хотя стражники имели несколько рассеянный или взволнованный вид. Опираясь на свои алебарды, они прислушивались к тому, что происходит за городской стеной. Их было человек пять или шесть, но в доме могло быть еще несколько человек. Ввязываться с ними в сражение было неразумно.

Лавиния пробралась в заднюю часть дворца, к огораживающей апельсиновую рощу стене. Там, действуя как группа акробатов, матросы по своим спинам подняли госпожу на верхнюю площадку стены. Она уже была залита лунным светом. И если бы внимание охранников не было целиком обращено в сторону сражения, Лавиния была бы мгновенно обнаружена и, скорее всего, застрелена.