Михаил Деревьев - Невольные каменщики. Белая рабыня

Когда мы сели допивать ликер, я с самоуверенностью человека, являющегося мастером в своем деле (На куче телогреек я вел себя много успешнее, чем на карельской кровати), начал рассказывать об одном преподавателе нашего института, Вивиане Валериевиче, читавшем у нас курс зарубежной литературы. С упорством, не достойным никакого иного применения, он историю западной словесной культуры рассматривал из некоего будуара. К каждому французскому классику он подсылал хорошо натасканную на разврат фемину, которая должна была поведать миру, каково состояние дел у классика в штанах. Он был бы отвратителен, не будь он жертвенно предан своей утомительной теме. Когда Вивиан Валериевич, вытянувшись в струнку, устремив горе сквозь дешевые очки очи, полные метафизических слез, тянул соловьиную арию: Реми де Гурмон, Леконт де Лиль, Вилье де Лиль Адан, Альфред де Виньи, скучающий курс уважительно позевывал — что ж, вот человек, он горит на костре изящества и изысканности, пусть.

У нас всем придумывали клички, особенно преподавателям. И вот, пользуясь старинной колодкой — «Ницше для бедных» (насколько помню, имелся в виду Леонид Андреев), мы скроили Вивиану Валериевичу прозвание — «Де Сад для детсада».

Рассказывая о нем, я пытался добиться равноправия в нашем общении с Дашей. Ее обожатель, усевшись тяжелым профессорским задом на одну сторону качелей, злорадно бормочет что-то хореическое, обуздывая посреди лысины столь впечатлившую меня «кудрю». Подобный ощипанному петуху, Вивиан, деликатно улыбаясь, пытается надавить на свой вздыбленный конец качелей, но, кажется, безрезультатно. Он не знает о том, что втягивается в длительное и, пожалуй что, безнадежное соревнование с престарелым, если не сказать преступным, стиховедом.

Впрочем, Даша хохотала. Долго, смачно, промокала глаза благоухающим платком. Разрумянилась так, как будто мы только что прошли пару километров на лыжах.

Квартиру соглашались сдать только семейной паре. Пришлось бить челом своей фиктивной половине. Ехидная старуха, встретившая нас на пороге, некоторое время подозрительно к нам присматривалась. Странная, право, пара. Мадам явно из калашного ряда, а у этого сукина сына не исключено что и рыло в пуху. Знает жизнь, собака, неприязненно подумал я и лично перелистал перед бабкиным носом наши паспорта, останавливая внимание на нужных штампах. По ее лицу было видно, что, несмотря на исчерпывающий характер предъявленных документов, она не верит, что сорокалетняя ядреная богачка может быть счастлива со студентом-оборванцем.

— Любви все возрасты покорны, — попытался пошутить я, разумеется, так, чтобы не слышала супруга.

— Любовь зла, — проскрипела карга.

Несколько недель почти полного счастья. Бессознательное преувеличение. Не несколько, едва ли полторы. Времени было не жалко, оно соглашалось числиться по разряду счастливого.

Даша приезжала днем, обязательно с пакетом заграничной жратвы. Сначала меня это смущало, но очень быстро я привык. Часто я встречал ее «в халате». Халата у меня не было, но о чем речь — понятно. До встречи с Дашей я считал, что имею изрядный постельный опыт, по крайней мере, достаточный для того, чтобы не фальшивить при описании копулятивной сцены. Родное общежитие предоставляло доступную и разнообразную практику. Но, как выяснилось, мое представление о взаимоотношениях мужчин и женщин в постели было, по крайней мере, неполным. В прежние времена праздник телесного взаимопонимания отодвигался на задний план изнуряющей воображение влюбленностью и сопутствующей ей тоской, порывами беспредметной жертвенности. Словом, всем тем, что наполняло мою первую любовь. Свинцовые мерзости быта, кровавые окуляры ревности — и того и другого было вдоволь в моем скоропостижном браке. Многочисленные мелкие интрига, что-то среднее между спортом и добыванием скальпов. Были и другие развлечения — пьяные групповки, где пол партнера нивелируется до предела, и больше, чем мужская стать или женская изобретательность, ценится умение остроумно прокомментировать вычурность происходящего.

Даше было отвратительно все то, о чем я выше упомянул. Секс был для нее не просто занятием, но серьезным делом. Он был для нее не средством, а целью, саму себя оправдывающей и исчерпывающей. Если это усвоить, то наши оригинальные свидания у Даши в комнате и в железной сторожке начисто избавляются от какого-нибудь сально-пикантного налета. Совокупление — суверенное физиологическое дело. Смешно к нему подмешивать что-то, скажем, алкоголь или любовь. Смешно требовать от человека, чтобы он получал удовольствие от помидора только в том случае, если он в него влюблен.