Бывало, на поворотах замороженные фигуры переламывались и вся гроздь мёртвых солдат вываливалась на обочину. Ну, не будет же шофёр с напарником корячиться, поднимать смёрзшихся мертвяков и распихивать их по кузову. Так, откинут бывших солдатиков за кювет подальше в снег и в очередной рейс. Возвращаться не было ни желания, ни сил, ни возможностей. По весне эти «подснежники» оттаивали и похоронная команда, либо штрафники старались их быстро прикопать незаметно так же, вдоль дороги.
И так бесконечным, нескончаемым потоком, тихо урча моторами, с замазанными краской фарами для светомаскировки шли машина за машиной к ближайшему оврагу в паре-тройке километрах от передовой. На краю уже стояли готовые к работе бульдозеры. Раз за разом от боя до следующего боя всё повторялось заново. Глядя на этот бесконечный трафик из смёрзшихся мёртвых душ можно было и нам поставить точный диагноз, что и наши души тоже закостенели.
Таковы были жестокие будни войны. Не признаёт она никаких льгот или выборности своих жертв. Житуха каждого из нас, в своём житье-бытье, в любой момент могла окунуться в наваристую солянку преставившихся жертв и растворится в ней без остатка. Какая разница, одним больше, одним меньше. Давным-давно уже всё переперчили и пересолили. Да ещё и со смаком харкнули в общую рвотную шамовку. Не испортили бы привычную для нас блевотную жрачку.
Собственно говоря, ничего хорошего в жизни на фронте мы и не видывали. Наш трепет к звезданутым сукиным котам командирам полковникам, а тем более усатому прохвосту в кремлёвских хоромах был предопределён страхом о возможном расстреле, но никак не уважением или благодарностью.
Все принимали как неизбежность со стороны негодяев и бандитов, стоящих у вершин Советской власти беспощадный и всеобъемлющий террор на фронте и в тылу (со стороны коммунистов, как себя они называли).
На войне же никем не оспаривался факт, что солдат, как баранов, бросали без всякого сожаления в кровавую баню. А раз бойцу изначально шансов на выживаемость командиры не рассчитывали, то и заботиться о человеческом скотосырье надобности не предусматривали.
Короче говоря, если сравнивать с чем-либо, то жили мы на войне, как скоты. И к смерти относились обречённо, по-скотски.
Из воспоминаний моего отца.
166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.
Командир 3-го миномётного взвода, лейтенант Иван Петрович Щербаков (1923 г.р.)
Осушить страданий горьких чашу и нести свой крест
Враньё старших командиров, их отчеты о завышенных потерях немцев доходили до абсурда. Искажения отчётности приводили к ошибкам и просчётам в понимании реального положения дел на театре военных действий. Служаки исправно получали ордена, а немец, как Кощей бессмертный и не собирался истекать кровью.
Генштаб РККА, не владея реальным положением дел на фронтах, планировал окончательный разгром немцев на конец 1942 года!
Однако, планы провалились.
Тогда перешли на подсчет результатов боёв по количеству освобожденных населенных пунктов, высот, оборонительных территорий. На кон поставили имущественный учет. И пошло, поехало…
Вам это ничто не напоминает в современной жизни? Реально принесенному урону врагу это не соответствовало. Однако, кое что, уже можно было проверить, сосчитать и планировать на шаг вперёд, если не на два.
Хотя все без исключения и безбожно врали, включая Генштаб, маршалов, генералов, полковников. Все.
Количество понесенных потерь некоторых службистов мало интересовало. В цене были любой ценой, занятые населенные пункты. А достигать этого результата можно было только большой кровью и ни с чем не оправданными потерями. Зато ордена получали исправно. Реальная статистика потерь была удручающая.
В боях за Прибалтику, в Курляндии подносчиков боеприпасов ротных миномётов поголовно забирали из местных. Никто их на учет не ставил. И принятых из ГУЛАГа на учёт не ставили. А при потерях просто закапывали. Как будто и не было человека.
Населенный пункт взят, значит отчитались. А то, что прислуга миномета перебита, ничего, закопаем. Новых людишек демобилизуют.
Так и шли вперед, с «малыми» потерями.
Поэтому и сопротивлялись местные партизаны «лесные братья» в своих лесах до конца 50-х годов.
О состоянии дел в 8-й армии писал из госпиталя «лично товарищу Сталину» сержант С. И. Шилов: «На участке фронта боевые действия проходят в паническом настроении. Большая часть командиров убегает с передовой линии в тыл. Бойцы посмотрят: нет командира роты и взвода, и в панике тоже отступают, бегут с передовой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу