Игорь Костюченко - Парфянская стрела. Роман

Андре Ромеро подумал, что такие стены прекрасно погасят все шумы и звуки. Даже пулеметная очередь, не исключено, вряд ли будет отчетливо слышна людям на площади. Что уж говорить про пистолетный выстрел. Здесь и двери добротные. Толстые, дубовые. Предсмертные хрипы прибежавшего искать спасения у деревянного обрубка, наивного монаха, которого разгоряченные насилием анархисты добивали за дверью винтовочными прикладами в галерее у трапезной, здесь, в приделе, едва различимы.

– Послушай, Доминго, я могу выстрелить тебе в ногу. А потом… в живот. Что скажешь, падре? У меня мало времени.

Ствол автоматического пистолета командира анархистов нетерпеливо дернулся вверх, но падре Доминго оставался по-прежнему бесстрастным.

– Вы нарушаете божественные заповеди, сын мой. – упрямо повторил монах. – Это все, что я могу вам поведать. Грех породит грех. А искупление…

Андре широко улыбнулся и выстрелил в висевшее на стене придела раскрашенное керамическое распятие. Каменная крошка осыпала падре. Ромеро намеренно промахнулся, чтобы монах содрогнулся от дыхания смерти.

Пуля щёлкнула по стене, но ключарь устоял, не рухнул на колени и не стал молить анархиста о пощаде. Он был упрям, этот святоша, а, значит, достоин хорошего урока.

И потому второй раз Ромеро выстрелил в правую ногу монаха. Ключарь беспомощно дергался на полу, путаясь в быстро темневших от обильной крови складках рясы. Ромеро шагнул к Доминго, наклонился над монахом, приставив к его голове автоматический пистолет…

– Так ты скажешь, где золото, старая рухлядь? Или мне разнести твой череп вдребезги?

– Скажу, скажу, сын мой, только не убивайте, прошу вас…

Волохов слушал рассказ девушки, которая сидела напротив него с блокнотом за столиком ресторана отеля «Тэйлор». Пётр Николаевич автоматически, многократно очерчивал красным карандашом заметку в свежем, от 16 апреля 1937 года, номере «Правды»: «Барселонский корреспондент „Морнинг пост“ сообщает, что в связи с антирелигиозным движением монастырям и религиозным обществам выдано теперь оружие. Часто монастыри охраняются специальными вооруженными патрулями. В Овиедо монахи открыли стрельбу по толпе, когда была сделана попытка поджечь монастырь». Московская почта, несмотря на блокаду, приходила в Барселону точно по расписанию.

Катрин рассказывала взволнованно, очень ярко, одновременно торопливо записывая что-то в блокноте и часто затягиваясь пахитоской. Пётр Николаевич аккуратно положил карандаш и свежий номер «Правды» рядом с недопитой чашкой крепчайшего, сваренного по-мароккански, кофе. Линия вокруг газетной заметки получилась очень толстая, карандаш прорвал желтоватую газетную бумагу в нескольких местах.

– Столько подробностей. Откуда ты знаешь обо всем этом, Катрин? – Удивленно спросил Волохов. Ему казалось, что Катрин не обращала на него никакого внимания. И взволнованный рассказ о том. что произошло вчера в монастыре, адресовала кому-то другому, не ему. Или самой себе. Только не ему, Волохову.

Рядом с Катрин на белоснежной скатерти рядом дымилась в пепельнице длинная тлеющая пахитоска, заправленная в мундштук. Катрин улыбнулась. В её огромных серых глазах, которые так нравились Волохову, блеснули ироничные искорки.

– Откуда? От хороших знакомых, Пьер. Например, от Андре Ромеро, мой милый. От кого же еще узнают такие вещи.

– И все это ты вставишь в колонку на четвертой странице твоего еженедельника?

– Конечно, нет. Всё не поместится. Но это можно продавать. Почему не найти других покупателей? На еженедельнике свет клином не сошелся. У нас, в Штатах, пресса свободна. А подробности иногда бывают неплохим товаром.

Катрин жадно затянулась пахитоской и неожиданно, вместе с колечками пряного табачного дыма выдохнула, будто стремясь застать своими словами Волохова врасплох:

– Андре справился со своей работой прекрасно. Он развязал язык этому святоше.

– Неужели? Каким же образом?

– Андре всегда честно выполняет то, что обещает.

– Стало быть, он не постеснялся угостить беззащитного Доминго второй пулей. Хорош герой! Стрелять в безоружного.

– Перестань. Андре просто честно выполняет свой долг перед Республикой. Монахи зажрались, прячут ценности и хлеб. Их надо наказывать, карать, – Катрин даже взмахнула в негодовании кулаком. От её иронии не осталось и следа.

– Или фашисты свернут нам шею, или мы им! Другого не дано. Или ты думаешь иначе, Пьер?

– Конечно, война есть война. Для победы нужны деньги. Много денег.