Анна Берсенева - Ангел-хранитель

Сыну, однако же, было совсем не до еды. Правда, и до коллекции ему было гораздо меньше дела, чем до девушки, которая об этой коллекции ему рассказывала. Разглядывая то кованую розу, то хрустальное яйцо, он украдкой бросал взгляды на Любу и чувствовал… Никогда в жизни он не чувствовал того, что сейчас.

– Вообще, в Ангелове сплошные тайны и легенды, – сказала Люба.

– Например, про что? – спросил Антон.

– Например, про источник живой воды. Там целая система, а ключ к ней – вот это хрустальное яйцо, представляешь?

– И сердце Кощея Бессмертного! – страшным голосом произнес он.

И оба засмеялись.

– Еще есть легенда про Ангела-хранителя. Ну, что его икона в Гражданскую войну пропала.

– В чем же легенда? – пожал плечами Антон. – Наверное, за семьдесят лет многое пропало.

– Легенда в том, что Ангел обязательно вернется в Ангелово, – объяснила она.

– Когда?

– Что-то такое должно здесь произойти… – Люба наморщила лоб, вспоминая. – Дядя Андрей мне рассказывал. – Она улыбнулась своей чудесной улыбкой. – Но я забыла.

Антон улыбнулся тоже. Они вообще все время то улыбались, то становились серьезными и то смотрели друг другу в глаза, то отводили взгляды.

– Забыла – ну и ладно! – сказал он.

– Пойдем? – предложила Люба.

Хоть Петр и сказал супруге, что ему пора в Москву, но еще на полчаса задержался в усадьбе. Он зашел в хозблок, чтобы дать кое-какие указания прорабу Лютикову. Важные указания.

– Короче, Василий Иваныч, – сказал он, – вопрос надо решить незамедлительно. Дворец нам без надобности, а вот дом хороший моя супруга на старости лет заслужила. Намыкалась по военным городкам.

– Дом незамедлительно не построишь, – заметил прораб.

– А кто сказал строить? – Петр ткнул пальцем в план усадьбы, развернутый на столе. – Флигель жилой, отдельно стоящий. Просторный, комнат много. Отремонтируешь его первым – вот нам и дом.

– Но ведь во флигеле живут.

– Я в курсе, – кивнул Петр. – Только к моему семейству эти жильцы никакого отношения не имеют.

– Там же Вера Андреевна с Семеном Борисовичем! Всю жизнь!

Петр удивился, что Лютиков так взволнован, но особенного дела до чувств прораба ему все же не было.

– Голос повышать не надо, – поморщился он. – Я на улицу никого не выбрасываю. Квартиру для них в Москве приобрету. Не в центре, конечно, но в Бирюлеве однушку – ладно, двушку! – без проблем. Антон где?

– У Валентины Сергеевны, наверное, – растерянно произнес Лютиков.

– Ему про эти дела говорить не надо, – распорядился Кондратьев-старший. – Узнает, когда флигель освободим.

Когда подошли к особняку, который много лет был центральным корпусом санатория, а теперь быть им перестал, Антон предложил:

– Зайдем к нам? Поужинаем.

Он видел, что Люба колеблется. И видел, что ей не хочется расставаться с ним… Он не столько видел это, сколько просто знал, потому что и сам чувствовал то же самое.

– Спасибо за приглашение, – наконец кивнула она.

Они вошли в бывший директорский кабинет как раз в ту минуту, когда Валентина расставляла на столе тарелки.

– Мама, познакомься, это Люба, – сказал Антон. – А это моя мама Валентина Сергеевна. Мы голодные, – тут же заявил он.

– Садитесь, садитесь! – придав своему лицу приветливое выражение, захлопотала Валентина.

Она поставила на стол еще одну тарелку и отошла к плите, украдкой приглядываясь к этой Любе.

– Ой, как пахнет! – воскликнула та, когда Валентина принесла глубокую сковороду; в ней она приготовила жаркое, чтобы не распаковывать всю посуду во временном пристанище.

– Когда в ГДР служили, я у немцев все рецепты переняла, – сказала Валентина.

– Мама даже огурцы по немецкому рецепту солит, – заметил Антон.

– Разве немцы солят огурцы? – удивилась Люба.

– Еще как, – подтвердила Валентина. – Солят в банках, а вкус будто из бочки.

– А я готовить совсем не умею, – улыбнулась Люба.

– Да… – Валентина тоже натужно улыбнулась на эти ее слова и напомнила: – Кушайте, кушайте!

Антон стал накладывать жаркое на Любину тарелку, но она остановила его:

– Ой, это много!

– Да ты же сама говорила, что пообедать сегодня не успела. Люба певица, – объяснил он матери. – Целыми днями к конкурсу готовится.

– Конкурс – это да… – поджала губы Валентина. – Важно, конечно.

Впрочем, ни сын, ни эта его Люба ее поджатых губ не заметили. И уж тем более не услышали, как она пробормотала себе под нос:

– Конкурс у нее… Нет, сынок, нам такая без надобности.