Анна Берсенева: Ангел-хранитель

– Красивая. Глаз не отвести.

Он сел и устало потер лоб. Лида подошла, остановилась рядом. Федор обнял ее за талию.

– Устал ты, Феденька, – сказала она. – Глаза тебе усталость застилает.

– Думаешь, обманываю?

Он улыбнулся. Улыбка вышла короткая, но в том, как осветила она его гармонично вылепленное суровое лицо, было то же обаяние, которое еще десять лет назад свело с ума Лидочку Ангелову и заставило ее проговорить вот здесь же, у родника в усадебном парке: «Я тебе верю и буду любить тебя всегда».

– В уезде саботаж сплошной, – сказал Федор. – А кто революции поверил, кто работать хочет, тот не знает как. Не умеет.

– Тебе отдохнуть надо, – покачала головой Лида. – Нельзя день и ночь работать. – Она подошла к мраморной чаше, в которую лилась из родника вода, набрала ее в пригоршни, подошла к Федору и, проведя мокрыми руками по его щекам, губам, «сказочным» голосом проговорила: – Вода живая, умой моего любимого, пусть будет здоров и счастлив, пусть заботы его оставят… А что ты смеешься? – Она покачала головой, заметив его усмешку. – Правда ведь вода у нас живая. Уникальный химический состав. Папа статью об этом опубликовал в журнале Академии наук.

Федор поднялся. Его лицо и в самом деле стало яснее, приобрело даже детское выражение.

– Ты – живая вода, – сказал он.

И поцеловал Лиду так, как целовал в первое их свидание и всегда.

«Как похожа на мать-покойницу. Та же ясная красота».

Щуря воспаленные от бессонной ночи глаза, Андрей Кириллович смотрел в окно своего кабинета, как Лида идет из парка ко входу в усадебный дом. Как светятся в первых солнечных лучах короной уложенные косы и вся она светится, и не солнечным, а внутренним, собственным своим светом…

Андрей Кириллович вздохнул. Природа этого света была ему слишком понятна.

– Папа? Почему ты не спишь?

Она удивилась, войдя в дом и увидев отца на лестнице, ведущей вниз со второго этажа.

– А ты, Лида? – спросил Андрей Кириллович.

– Папа, я уже взрослая.

Ее голос звучал немного смущенно и немного вызывающе.

– Не сомневаюсь, – кивнул отец. – Но беспокоюсь за тебя невыносимо, Лидушка. Именно за тебя.

– Почему же именно за меня?

– Ты больше всех на свою маму покойную похожа.

– Разве? Мне кажется, на маму Надюшка у нас похожа.

– Ты, Лида, ты, – покачал головой отец. – И внешне, и… Так же доверчива. Но маме было кому доверяться…

– А мне, по-твоему, доверяться некому?

Теперь в ее голосе прозвучал прямой вызов. И ответить на него можно было только прямо.

– Боюсь, ты доверяешься Федору напрасно, – сказал отец.

– Папа! – укоризненно воскликнула Лида.

– Лида, я не привык лгать, – глядя в ее ясные голубые глаза, сказал он. – Ни вам, ни себе самому. Ночью я видел тебя с Федором у источника и обязан тебе сказать…

– Мы с ним любим друг друга! – перебила его Лида. – И собираемся пожениться.

– Сейчас не время для такой свадьбы, – жестко проговорил отец.

– Для какой – такой? – возмутилась она. – С крестьянским сыном? Папа, как тебе не стыдно! Кондратьевы всю жизнь нам близки!

– Думаешь, я об этом забыл? – мягко проговорил отец. – Тимофей мой молочный брат, с колыбели был мне другом. Но именно поэтому…

– Федя меня любит! – воскликнула Лида. – И я его люблю. Если бы не революция, он и реальное училище закончил бы, и уже на инженера бы выучился!

– А кто ее сделал, такую революцию? – Андрей Кириллович тоже повысил голос. – Он же и сделал.

– Он… он… – Детская обида зазвенела в Лидином голосе. – Он лучше всех!

– Не спорю, Лидушка. – Отец вернулся к мягкому тону. В конце концов, дочь ничем не заслужила его резкости. – Федор незаурядный человек. Сильный характер. Рожден руководить людьми, теперь это совершенно очевидно. Но я думаю не о нем, а о тебе.

– Я с ним счастлива! И буду счастлива.

– В будущем – возможно. Но сейчас мы должны уехать.

– Кто – мы?.. – потрясенно и растерянно спросила она.

– Я, ты, Вера и Надя. Мы уезжаем все вместе.

Лида побледнела так, будто вот-вот потеряет сознание.

– Как уезжаем?.. – с трудом выговорила она. – Ты же сам говорил…

– Говорил! И думал! – со все возрастающим волнением произнес отец. – Что мы должны выполнять свой долг при любых обстоятельствах. Хранить Ангеловскую коллекцию. Учить детей. Я действительно так думал, Лида! Но я не могу идти против всех. Нас ненавидят за то же, за что прежде любили. Раньше говорили: они учат. Теперь: они поучают. Раньше – хранят народные таланты. Теперь – заграбастали народное добро.