Константин Новиков - Начала любви

Воровали при этом закупщики её величества чудовищно; да и то сказать, раз в столетие отдаётся приказ «денег не жалеть!». Такой ситуацией грех не попользоваться. Четверо закупщиков сгорели от вина, выпитого в таких количествах, что владелец постоялого двора в Париже, где происходили бесконечные возлияния, рассказывал потом о постояльцах из России в тональности легенд — иначе ему бы не поверили... Один закупщик так и не объявился в Варшаве: и он сам, и денежки так и канули в Лету... Но это всё были отдельные, соразмерно масштабам производившихся приобретений неувязочки; большинство же посланных за границу россиян не только об утробе, но и о долге помнили.

А едва только вскрылась Нева-река, потянулись отовсюду к столичным причалам корабли, доверху груженные добром, которое затем частью разворовывали (а как же, помилуйте!), частью свозили в подвалы Зимнего дворца и рассортировывали по назначению. Струганый лес практически без потерь, сколько и было закуплено, аккуратно сложили на берегу и даже соорудили над штабелем временный навес, чтоб, значит, дождь не подтачивал европейскую, неизвестно для каких надобностей купленную древесину. Все, однако, четыре клавесина загадочным образом пропали на пути от пристани во дворец. Чтобы не расстраивать её величество, императрице о сём прискорбном происшествии решено было не докладывать.

Как своего рода живую реликвию, выписали брата Иоганны-Елизаветы Августа, мужчину тихого, неловкого в движениях, с вечной гримасой мучительного вспоминания на лице.

Как и положено, срок генерального выступления несколько раз переносили, сообразуясь с ходом приготовлений: сначала на неделю, потом ещё на десять дней, потом сразу на три недели. Испытывая определённые неудобства ввиду отсутствия мужа, Иоганна-Елизавета предприняла отчаянный demarche [84] Демарш (фр.). : она распустила слух, будто её величество соизволила-таки пригласить на церемонию отца невесты. Принцесса рассчитывала на то, что затянутая в водоворот распространённой сплетни императрица, как это бывает, окажется вынуждена соответствовать вымыслу — во избежание кривотолков. Иоганна так усердствовала, развила такую деятельность по передаче этой информации, что убедила не только самого Христиана, не только брата и дочь, но даже такого прожжённого дипломата, как Мардефельд; посланник сообщил даже Фридриху, своему императору, о скором приезде в Россию Христиана-Августа, которого, дескать, императрица, возможно, сделает (хотел написать со слое Иоганны-Елизаветы «сделает герцогом курляндским», но из профессиональной осторожности изменил формулировку) очень важной особой.

Но тут произошло с Иоганной непредвиденное. Распространённые ею слухи не только не помогли в достижении равновеликих целей, но и, напротив, даже помешали. Елизавета вызвала к себе наглую немку и с порога, не предлагая даже присесть, объявила, что если принцесса желает присутствовать на церемонии бракосочетания её собственной дочери, то обязана заткнуться и не сметь раскрывать своего поганого рта. Текстуально именно так и было заявлено — «поганого рта». С этого момента и вплоть до высылки из России Иоганна-Елизавета сникла совершенно.

Свадьба состоялась 21 августа.

Успевший незадолго перед тем прихворнуть и не вполне ещё оправившийся от болезни великий князь был печален и тих. Наряженная в красивое атласное платье Екатерина выглядела заплаканной. Её императорское величество радовалась так, словно это и в самом деле была её собственная свадьба; сила убеждения сыграла с ней, впрочем, небольшую шутку, когда в Казанском соборе она машинально ступила на место, предназначавшееся для невесты, а её отодвинули в сторону, причём в первое мгновение императрица даже и не поняла, что к чему. Недоумённое её выражение было замечено наиболее глазастыми из приближённых. Начавшаяся в десять часов утра церемония длилась в соборе шесть долгих часов.

Как и все праздники у русских, свадьба была тихой, затянутой и печальной. Екатерина чувствовала, что может разрыдаться, и старалась изо всех сил сдержаться, чтобы не дать волю чувствам, что было совсем не так просто.

Гуляли также и двадцать второго числа.

И двадцать третьего.

И двадцать четвёртого.

Гуляли также и в последующие шесть дней.

Мужчины, и особенно женщины, расслабились до такого состояния, при котором оказывалось возможным вспомнить год рождения, свой год рождения, но вот припомнить своё имя оказывалось задачей неподъёмной, что бы на сей счёт ни говорили недруги...