Владимир Зима - Исток

Замолчал Радогаст, из глаз его потекли мелкие бессильные старческие слёзы.

Впервые видел Ждан своего деда таким слабым.

Старейший волхв рода Лося, самый мудрый, самый уважаемый, сидел, низко свесив голову, словно побитая собака.

Видно, и в самом деле настали для дреговичей последние дни. Знать, прогневили дреговичи богов земных и небесных...

— Погибель нас ждёт неминучая. От голода станут люди ненавидеть друг друга, сильные будут убивать немощных. Боги прогневаются, и уже никогда не будет нам прощения... Смерть моя близко ходит, — простонал Радогаст. — Чую, пришла моя пора уходить к праотцам...

Ждан насторожился.

Как теперь будет жить весь род?

Только волхв мог вступать в контакт с умершими предками, мог сообщать их волю оставшимся в живых сородичам. Если Радогаст уйдёт, кто сумеет побеседовать с духами и богами?

Обещал дед научить Ждана всему, что сам знал и умел, и как же теперь будет?..

Издалека донеслось конское ржание, быстрый топот копыт по промерзшей земле.

Топот стих у полуземлянки волхва.

Послышались чьи-то голоса, затем в полуземлянку ввалились два гридя, недовольно оглядели волхва.

— Ты, что ли, Радогаст?

— Я, — с неожиданной твёрдостью в голосе отозвался волхв.

— Выдь наверх, князь Олдама тебя требует, — приказал гридь.

Дед с кряхтением разогнулся, взглянул на Ждана, словно навек прощался, и полез в распахнутую дверцу, откуда тянуло леденящей стужей.

Разговор был недолгим, и вскоре дед вернулся.

Некоторое время он молча глядел в огонь, затем, не поднимая головы, сказал Ждану:

— Ну, вот и всё... Князь Олдама решил, что нашему роду не пережить эту зиму... Иди по селищам и починкам, собирай людей рода Лося, всех, от мала до велика. Будем совет держать, как нам быть... На третий день пускай приходят на вечевую поляну...

К полудню третьего дня на поляне у священного дуба собрались сородичи — старые и малые, мужчины и женщины, все, у кого в жилах текла родная кровь.

Впервые старейший волхв рода Лося позволил отроку присутствовать на совете рода, и от сознания того, что он наконец-то становится полноправным ведуном, членом рода, сердце Ждана билось часто и неровно.

Ощущая на себе взгляды сородичей, Ждан шёл за Радогастом, неся в руках тяжёлый замшелый жбан, выкопанный старейшиной из-под корней священного дуба.

Ждану хотелось спросить деда, что находится в жбане и кто зарыл его в землю, но он не осмеливался.

— В прежние годы поляна была тесна, а нынче не заполнилась людьми и наполовину. Худые времена настали для рода Лося, — с горечью вымолвил Радогаст, останавливаясь под чёрными ветвями могучего дуба.

В тишине было слышно, как поскрипывают сухие ветки, как тихо шуршит осыпающийся снег.

— Братья и сёстры!.. Люди!.. Сородичи мои!.. — срывающимся на ветру голосом прокричал Радогаст. — Беда на наши головы свалилась лютая!..

Молча внимали речам волхва опечаленные сородичи.

Всхлипывали женщины, скорбно молчали мужчины.

— Припасов не хватит нам всем, а посему старые и немощные должны уйти из рода,чтобы выжили молодые. Я уйду вместе с вами, я укажу вам дорогу на небо, в обиталище наших предков.

Волхв с трудом поднял отяжелевшую голову, оглядел истощённых, замученных нуждой людей.

— Расходитесь все по домам. Оставайтесь со мной лишь те, кто уходит к предкам.

На поляне началось тихое движение, люди стали передвигаться с одного края поляны на другой, прощались безмолвно, обнимались слабеющими руками, вздыхали кто обречённо, кто сочувственно.

Одно знали — поступать следует так, как решил род. Никто не роптал.

Больные и старые сбились в кучу вокруг волхва и дожидались, пока сородичи покинут священную поляну.

Радогаст оглядел оставшихся, призывно махнул рукой, чтобы следовали за ним, и по тропинке отправился в глубь леса.

Ждан стоял у края поляны, глядел на тёмный лес, затем не выдержал и побежал по узкой тропе.

Голые ветки хлестали его по бокам, по лицу, но Ждан не замечал боли.

Вскоре с бега он перешёл на бесшумный шаг, а когда впереди показалось болото, и вовсе остановился, не решаясь сделать ни шагу.

Выбрав дерево покрепче, Ждан с кошачьей ловкостью взобрался на вершину и увидел, как сгрудились сородичи вокруг Радогаста, державшего в руке жбан с зельем.

Волхв подавал каждому немощному чару с заветным напитком, и едва человек осушал эту чару, как на губах появлялась блаженная улыбка, он ложился на землю и лежал неподвижно, не замечая ни холода, ни голода, а снег бесшумно укрывал его пушистым пологом.