Владимир Зима - Исток

После доклада эпарха стало ясно, что тавроскифы отнюдь не малочисленны, что огромный город они обложили по всем правилам военного искусства, и теперь следовало решать, как быть: вступать ли в переговоры с варварами или дожидаться спешно отзываемого с полпути императорского войска...

— Что вы полагаете предпринять? — обратился Михаил к своим высшим советникам.

Не желая рисковать благорасположением монарха, патрикий Дамиан слегка подтолкнул вперёд Феофилакта, чтобы тот отвечал императору.

— Полагаю, что отзывать легионы из похода — не самый лучший выход в сложившейся ситуации, — негромко, но вполне отчётливо произнёс Феофилакт.

Монарх взглянул на него с осторожным любопытством, словно боялся верить услышанному.

Затем Михаил милостивым жестом подозвал Феофилакта поближе к своей священной особе.

— Думаю, что варварам будет сложно штурмовать городские стены, а длительную планомерную осаду осуществить у них недостанет ни сил, ни военного опыта, — ободрённый и польщённый вниманием монарха, продолжал Феофилакт. — Всегда случалось так, что победы одерживали не те полководцы, которые стремились активно противостоять превосходящим силам противника, но которые умели обнаружить наиболее слабое звено в построении врага. Именно этим мы и занимались всё последнее время. Мы предоставляли противнику возможность действовать согласно его намерениям, но при этом самым тщательным образом изучали сами эти намерения... Тавроскифы не обучены штурму городских стен, хотя и довольно искусно имитируют, будто бы умеют. В одном месте тавроскифы стали производить подсыпку земли в городской ров, в другом месте принялись спешно сооружать боевой помост...

— Ты полагаешь, решительный штурм городу не угрожает? — прямо спросил Михаил.

— Это дикари, ваше величество, — уклончиво ответил Феофилакт. — Они способны на совершенно нелогичные и даже абсурдные поступки, никак не сообразующиеся с реальной обстановкой.

— Чем их можно отвлечь от стен города?

— Полагаю, обещанием выкупа.

— Значит, следует немедленно вступить с варварами в переговоры. Кто желает отправиться к тавроскифам?

— Я мог бы отправиться на переговоры, однако я до сей поры пребываю в отставке, — опуская глаза, негромко сказал Феофилакт. — Представлять же империю должен по меньшей мере член синклита.

— Подготовь мой рескрипт о назначении патрикия Феофилакта членом синклита, — поворачиваясь к Георгию, приказал император. — Вместе с патрикием Феофилактом к варварам отправятся протостратор Василий и... Святой отец, кого можно послать на переговоры из числа ваших людей? — спросил Михаил, обращаясь к патриарху Фотию.

— Диакон Константин неоднократно общался с этими варварами, знает их язык, их нравы и повадки... — неуверенно произнёс Фотий.

— Решено: отправится диакон Константин... На рассвете послать вестников к варварам. Что ещё нужно? — устало обратился Михаил к Феофилакту.

— Обо всём прочем можете не беспокоиться, ваше величество, — сказал возвращённый из опалы чиновник. — Мы сделаем всё, что будет возможно, и даже сверх того!

Да, этот теперь будет из кожи вон лезть, подумал Михаил, оглядывая решительно настроенного Феофилакта.

Не прощаясь с сановниками, император удалился в свои покои, куда был спешно вызван вестиарит.

Этот чиновник, заведовавший одеяниями императора, вышел из опочивальни монарха в некоторой растерянности, отсутствовал довольно продолжительное время, затем вернулся с загадочным свёртком в руках и скрылся за дверью опочивальни.

Из своих покоев император вышел в грубой одежде простолюдина. Перед лицом суровых испытаний императору полагалось разделять со своим народом его участь, какой бы тягостной она ни была.

В нартексе храма Святой Софии была мозаичная картина — к Иисусу Христу, сидящему во славе на небесном троне, униженно склоняя голову, подползает император, всем своим видом выражающий малость и ничтожество светской власти по сравнению с властью божественной.

Именно в храм Святой Софии и отправился император помолиться небесной покровительнице Города, чтобы перед лицом тяжких испытаний заручиться поддержкой бесплотных сип.

Будучи главой христианнейшего государства, император имел право свободного доступа даже в алтарь храма Святой Софии, где для монарха было устроено специальное помещение — мутаторий, в котором правитель христиан переоблачался во время божественной литургии, где он мог в полном одиночестве помолиться или просто отдохнуть, но при желании мог и позавтракать или выслушать спешные донесения своих придворных.