Владимир Зима - Исток

Уже через четверть часа из Большого Дворца во все регеоны Города поскакали гонцы с приказами.

Феофилакт охотно участвовал в выработке решений по укреплению городских стен, распределению немногочисленного городского войска по важнейшим направлениям обороны, и именно Феофилакту принадлежала мысль извлечь из хранилищ сифоны с жидким огнём и установить их на городских стенах вдоль берега Золотого Рога, чтобы не подпускать корабли неприятеля, чтобы отпугивать дикарей. Там, где это возможно, побеждать следует хитростью, а не силой.

Главная проблема, с которой столкнулись правящие царедворцы столицы, — отсутствие воинов.

— Следовало бы выставить на стены всех молодых мужчин, а не только способных держать в руках оружие. Пусть варвары думают, что у нас неисчислимое воинство, — сказал Дамиан.

— Где же их взять, этих молодых мужчин? — горестно вздохнул Никита. — Нынешние молодые мужчины гораздо более озабочены умением сносно играть в кости, нежели умением сносно обращаться с мечом.

— Сколько воинов ты сможешь поставить на стены?

— Не более двух тысяч... Кроме ночных стражников, двух сотен тюремных сторожей и рыночных стражников, у меня нет больше никого, — доложил эпарх. — Разве можно было уводить из столицы все войска?!

Так всегда бывает, что ошибки совершают одни люди, а расплачиваться за них приходится совсем другим...

Совещание затянулось до глубокой ночи, и лишь после того, как были отданы все необходимые распоряжения, решено было разойтись по домам до рассвета.

Феофилакт отказался от вооружённой охраны и отправился домой в одиночестве. Блаженное одиночество — единственное блаженство.

Хотелось обдумать наедине перемены, происшедшие за эти несколько часов, попытаться предугадать поведение тавроскифов, прикинуть, с какими предложениями следует выходить на переговоры с дикарями.

Холёный караковый жеребец легко нёс задумавшегося Феофилакта по опустевшим в полуночный час улицам столицы. Где-то вдалеке лаяли сторожевые псы, из переулка доносился монотонный стук колотушки ночного сторожа, где-то вдалеке нестройно пели — видимо, в каком-то храме шла всенощная.

Ещё никто ничего не знал.

В Городе продолжала идти своим чередом обычная ночная жизнь — монахи молились, грабители раздевали прохожих, сторожа охраняли чужое добро, а муниципальные стражники уговаривали кабатчиков прекращать работу и закрывать свои заведения. В эту пору выходили на промысел и предлагали мужчинам за умеренную плату свои греховные прелести городские гетеры из тех, кто постарше и пострашнее и чьи измызганные порочные лица лишь в непроглядной тьме ещё можно было принять за человеческие.

Никто из этих обывателей не ведал, какие опасности подступают к стенам Города, все стремились насытиться ночными пороками.

Вдруг какой-то человек вынырнул из темноты, ухватился за стремя и жалобным голосом обратился к Феофилакту:

— Помилуйте великодушно!..

Рука Феофилакта, наполовину выхватившая меч из ножен, расслабилась, меч с маслянистым шелестом скользнул на место.

— Милостивый государь, укажите дорогу заблудшему путнику!

Язык ночного незнакомца слегка заплетался, и поначалу Феофилакт хотел дать шпоры коню, однако, прислушавшись к выговору мужчины, уловил фракийский акцент и решил пожалеть его.

— Куда ты ищешь дорогу?

— В гостиницу «Три свечи», куда же ещё?.. Я ведь не настолько обеднел, чтобы ночевать под забором.

Феофилакт догадался, что полночный прохожий прибыл в столицу с челобитной или по судебному делу и после удачно разрешившейся тяжбы попал в кабак, а теперь боится идти по тёмной улице, опасается не за кошелёк, а за саму жизнь.

— Ладно уж, пошли, — смилостивился Феофилакт, посылая жеребца неспешным шагом вперёд.

— Я вижу, ты человек благородный и знатный, и я желаю откровенно сказать тебе, что во всём треклятом Константинополе подобных тебе отыщется весьма немного, — говорил полуночный попутчик, крепко держась за стремя.

Слушая подгулявшего провинциала, Феофилакт сдержанно улыбался.

— Вот ты, как я вижу, вельможа весьма высокого ранга и, может быть, приближен к самому василевсу, и вот ты скажи мне, скажи откровенно, много ли отыщется в Константинополе чиновников, совершенно бескорыстно и искренне пекущихся о благе народа?.. У кого здесь вообще сохранилась хоть малая капля святой христианской заботы об общем благе?.. Да ведь вы тут забыли все заповеди! Даже те, у кого сохранилось понятие о справедливости, забыли о своём долге перед народом! Перед людьми меньшими, перед сирыми и убогими!.. Господь любил людей, а нынче чиновники любят только себя, все озабочены только собственным благополучием, все стремятся дорваться до государственной казны, чтобы хапать из неё... Все вы тут, в столице, ведёте праздную жизнь, паразитируете на жирном теле империи!.. За что вам даются все блага жизни? А разве мы не люди? Ведь вся наша беда состоит лишь в том, что мы живём не в столице, а на границе с проклятыми болгарами, которые грабят наши земли не хуже арабов...