Владимир Зима - Исток

Охотники скакали в молчании. Лишь Эйрик время от времени недовольно покрикивал на своего коня, прихрамывающего на правую переднюю ногу.

А Рюрик находился в прекрасном расположении духа и нахлёстывал своего жеребца, полной грудью вдыхая морозный воздух, в который время от времени вплетались запахи овечьих отар и можжевелового дыма, прокисшей соломы и палёной шерсти.

Дорога пролегала вблизи усадеб свободных бондов, через хутора отпущенных на волю рабов, мимо загонов для многочисленных стад, принадлежавших конунгу Рюрику.

Порой дорога углублялась в дремучий лес, порой стелилась по окраинам заснеженных полей.

Встречные бонды, приветствовали своего конунга, низко кланялись, выражая почтение, желали удачи в охоте.

Когда всадники углубились в лес, острый слух Рюрика уловил детские крики и всхлипывания. Может, в иной день эти звуки прошли бы мимо внимания конунга, но в то утро у него было такое доброе настроение, что он остановил жеребца и поднял руку, призывая всех прислушаться.

Детский плач послышался совсем рядом, за сугробами, вплотную примыкавшими к придорожным кустам.

Рюрик решительно направил своего жеребца через сугробы и скоро увидел глубокую яму, на дне которой в сухом снегу копошились три полуголых младенца. Они карабкались вверх по крутому склону и беспомощно соскальзывали вниз.

Рядом с Рюриком остановил своего коня Эйрик, заглянул в яму, меланхолично кивнул.

Некоторое время Рюрик и Эйрик молча наблюдали за тем, как детёныши пытаются выкарабкаться из снежной ямы.

— Бьюсь об заклад, что вон тот, рыжий, вылезет наверх, — сказал Эйрик, указывая кончиком плети на самого шустрого малыша.

— Если это произойдёт, я подарю ему имя, — сказал Рюрик и, повернувшись к своим людям, приказал одноглазому Харальду: — Узнай, кто посадил их сюда.

Старый викинг, недовольный задержкой охоты, огрел плетью коня и ускакал на хутор.

Охотники, собравшиеся вокруг снежной ямы, стали криками подбадривать неразумных детёнышей, цепляющихся окоченевшими пальцами за снег.

Вскоре силы двоих мальчуганов иссякли, они смирились с гибелью, но рыжий с невиданным упорством продолжал лезть из ямы, срываясь вниз почти от самой кромки.

Когда же он вновь вскарабкался к самому краю ямы, Рюрик встретился взглядом с затравленными и отчаянно злыми глазами обречённого малыша, подумал секунду-другую и сказал:

— Эйрик, ты прав... Ты выиграл. Он выберется и сам, но это займёт время, так что помоги ему.

Эйрик спешился, наклонился к краю ямы и протянул малышу руку.

Мальчуган вцепился в меховую перчатку ослабевшими руками, затем из последних сил подтянулся и ухватился за варежку зубами.

От неожиданности Эйрик громко выругался и под громкий гогот столпившихся вокруг ямы друзей поднял свою руку с намертво вцепившимся в пальцы рыжим оборванцем.

Конунг Рюрик объявил во всеуслышание:

— Это будет настоящий воин! Он мне нравится.

Рыжий мальчуган испуганно озирался, сквозь рваные лохмотья просвечивало посиневшее тельце.

— Согрейте его, — приказал Рюрик, и в ту же минуту малыш был укутан в тёплый полушубок.

Одноглазый Харальд вернулся и объявил:

— Здесь живёт раб-вольноотпущенник... У него нет еды, поэтому он обрёк детей могиле.

— Я даю этому малышу имя — Хельги! — сказал конунг Рюрик. — Слышите?! С этой минуты его имя — Хельги... Харальд, поручаю тебе юного Хельги и надеюсь, что ты воспитаешь его настоящим викингом! Научи его всему, чем сам владел когда-то, — умению водить боевой корабль, умению драться на мечах и на ножах, обучи всяким штукам, как если бы это был твой сын.

Одноглазый согласно кивнул.

И ватага охотников понеслась дальше.

— Однажды зимой, когда много народу съехалось в Уппсалу, был там и Ингвар-конунг с сыновьями, — протяжно пел слепой скальд, едва перебирая пальцами струны кантеле. — Сыновьям конунга Ингвара захотелось поиграть с сыновьями других конунгов, и вот Альв, сын Ингвара-конунга, и Ингьяльд, сын Энунда-конунга, затеяли свою игру, и каждый из них должен был стать вожаком своей ватаги... Во время этой игры Ингьяльд оказался слабее Альва, и так разозлился, что громко заплакал... Тут подошёл к нему Гаутвид, сын его воспитателя, и отвёл его к Свипдагу Слепому, его воспитателю, и рассказал тому, что стряслось... И Свипдаг сказал, что это большой позор для Ингьяльда, и велел поймать волка и вырезать у него сердце, приказал изжарить это волчье сердце на вертеле и дал съесть Ингьяльду... Съел Ингьяльд волчье сердце и на всю жизнь стал коварным и злобным, каким был убитый волк...