Владимир Зима - Исток

Приёмы, выработанные македонской династией, затем с успехом применялись на Руси много веков спустя. (Уж какой только у нас ни был социализм — и построенный полностью и окончательно, и развитой, и зрелый, и с человеческим лицом...).

Будучи выходцем из народных низов, Василий без колебаний посылал войска на усмирение любых волнений своих подданных, сожалея лишь о том, что простые люди не могут уразуметь всё величие и всю глубину его высших устремлений.

В своих рескриптах и новеллах император не уставал восхвалять собственные деяния: все его неусыпные заботы и тяжкие труды направлены лишь на благо народа, и народ, разумеется, не может не благоденствовать под его скипетром...

Василий нутром понял то, чего не смогли понять византийские политики и философы, — империя вступила в новую фазу своего исторического развития. И не об имперском величии должна идти речь, но — о стабилизации хотя бы имеющегося. После пережитых потрясений эпохи иконоборчества люди хотят не свершений, а покоя. Самобытность обязана уступить место посредственности. Для одарённых личностей есть сколь угодно занятий — наука, искусство, богословие, — но к делам управления государством их уже не подпустят.

Когда к власти приходят люди без веры, без чести и совести, эгоисты и корыстолюбцы, доносчики и палачи, для которых слаще всего только власть, стремление первенствовать над кем угодно, хоть над десятком таких же посредственностей, — это значит, что наступила эпоха монопольной идеологии.

Не суть важно, монополия какой именно идеологии — православие это или ислам, национал-социализм или марксизм-ленинизм, маоизм или чучхе.

Для государства это первый шаг по дороге, ведущей в исторический тупик.

История Македонской династии завершилась в 1056 году, через двести лет после описываемых событий. Впрочем, это было уже другое время. XI век вошёл в историю Византии как столетие переворотов. На престоле сменилось четырнадцать императоров! Такого не было даже в кризисном VII веке, когда трон занимали десять государей.

Почему происходило медленное, но неуклонное угасание Византии?

Не в последнюю очередь это объясняется консервативностью монопольной идеологии — православия и проистекающим из монополии духовным застоем. Но ещё больше вреда принёс Византии комплекс «сверхдержавы». Будучи значительно беднее, чем арабский халифат, Византия тщилась бороться с ним на равных за мировое господство. Этот тяжкий груз Византия несла слишком долго и надорвалась.

Но оставим до поры Василия в объятиях обольстительной Евдокии Ингерины и возвратимся к Рюрику.

В первое воскресенье после весеннего полнолуния греки устраивали самый пышный из праздников — в честь возвращения к жизни их Бога.

Сорок дней до праздника греки и сами не ели мяса, и никому не подавали его к столу, так что воины уже начали высказывать конунгу недовольство растительной пищей, однако подарки, полученные по случаю Пасхи, с лихвой возместили вынужденные неудобства. Так у греков было заведено, что выдачи из казны в день Воскресения были наиболее значительными для каждого, кто служил империи.

Кесарь Варда столь щедро наградил воинов, что конунг Рюрик решил посоветоваться с Рагнаром и Эйнаром: не пришла ли пора возвращаться в родные фиорды?

Кормщики дружно сказали, что столько золота, серебра, драгоценных одежд и оружия они не надеялись получить и за все три года, а боевую славу можно поискать и поближе к родным стенам.

В столице империи было тихо, чернь присмирела, никто не покушался на императорский престол, и потому, когда Рюрик попросил Варду отпустить воинов из Миклагарда домой, правитель империи не только не попытался удержать их на службе, но, как показалось конунгу, даже испытал некоторое облегчение.

Погрузив на драккары, застоявшиеся в императорских корабельных сараях, свои сокровища, варяги пустились в долгий и трудный путь, скрашиваемый лишь ожиданием скорой встречи с родиной.

Вдоль болгарского берега Русского моря они проплыли благополучно, и на восьмой день при попутном ветре драккары подошли к поросшему густой дубравой острову, прикрывавшему вход в просторный и спокойный Днепровский лиман.

Рюрик направил драккары вдоль берега острова и стал выискивать цепким взглядом бухту, в которой можно было бы остановиться на несколько дней, дать отдых воинам и тщательно подготовиться к самому опасному участку пути — к переходу через пороги.