Фаина Гримберг - Гром победы

Но если и не с её ведома, то с её согласия...

Музыка!.. То, что у него было и чего не было у других... Маленький оркестр... сам государь хвалил...

И по Фонтанке, мимо окон дворца, проплыла медленно по воде тёмной ладья с валторнистами и скрипачами — играли нежный ноктюрн.

Анна была в покоях государыни. И вдруг, почти не робея, приблизилась к окну и встала... Музыканты в ладье хорошо видны ей... Флейта забирает вверх и вверх — всё тоньше, протяжнее — у губ худенького, сероглазого... Аннушкино сердце щемит, будто бы томимое странными предчувствиями... Государыня не изволит ничего говорить, не зовёт её прочь от окошка...

И ещё несколько прогулок, когда встречаются взгляды...

И наконец Бассевиц самолично проводил его в аллею... И там стояла она... Ангел!.. Она склонила головку и ждала. При ней оставалась одна лишь её воспитательница, французская мадам...

Он встал на пристойном расстоянии и с невольными запинками говорил. Ветер холодал, облетали хрупкие золотисто-красные листы с дерев...

— Сердце, пробитое стрелою бога любви... это всегда... ибо оно... страдание... кровью тоски...

Он ещё приблизился... Она не шагнула назад... Он быстро склонился, чуть горбясь, и поцеловал краешек жёсткой (шёлк, отделанный парчой) юбки...

Тотчас распрямился и поклонился почтительно... Она — бочком — отступила к своей мадам. Личико горело румянцем...

Берхгольц записал в дневнике со слов Бассевица: «Герцог ныне счастлив свыше всякой меры...»

Государь хворал, ездил лечиться снова и снова целебными водами, скучал, оставляя государыню, слал недорогие подарки — кружевья, мяту, пукетиком, из дворцового сада в Ревеле, сама Катеринушка садила в свою тамошнюю бытность. А ныне отписывала ему о гуляньях в «царском огороде» и сожалела, что не с ним прогуливается… Была много моложе государя-супруга, но и её здоровье уже скудело, делались припадки с головными болями и обмороками, призывались лекари, пускали кровь...

Заключён был наконец-то Ништадтский мир. Началась подготовка к празднествам.

Статьи договора мирного не держались ни в какой тайне. Известно было, что Россия дала слово не мешаться в дела Шведского королевства. Когда об этом упоминали при герцоге, он досадовал почти гневливо:

— Шведские дела не имеют никакого касательства ко мне и моим делам!..

Одни верили и полагали, что он глуп или чувствует себя совершенно бессильным и потому не желает себе шведской короны, на которую мог бы претендовать по родству. Другие — более приметливые и умные — верили его словам.

После герцог искренне делился с Берхгольцем своими опасениями — Дания недвусмысленно желала удаления герцога из России... Шлезвиг!..

Где-то кому-то кто-то (Андрей Иванович или другой кто?) намекнул, что бракосочетание уж решено. Слух пошёл гулять по дворцовым покоям Петербурга. Сам герцог словно бы способствовал упрочению этого слуха и словно бы определённости. Уже не была тайной для многих его любовь к цесаревне Анне...

Двадцать четвёртого ноября, в Катеринин день, стройно зазвучала музыка под окнами государыни — день её тезоименитства. Худенький, сероглазый снова солировал на флейте... Поздним вечером, сидя в ночном платье у стола с бумагами, чернильницей и песочницей, Берхгольц записывал:

«Старшая принцесса ясно показала тогда, что она большая любительница музыки, потому что почти постоянно во время серенады держала такт рукою и головою. Его высочество часто обращал взоры к её окну, и, вероятно, не без тайных вздохов; он питает к ней большое уважение и неописанную любовь, которую обнаруживает при всех случаях, как в её присутствии, так и в разговорах с нами».

Царь обдумывал вопрос о престолонаследии. Уж десять лет, как он попытался ввести в России некий род майората. По европейскому майоратному праву дворянин оставлял родовое (не благоприобретенное) имущество старшему из сыновей (дочери под майоратное право не подпадали). И такое майоратное право не было нужно Петру. Он предложил российским отцам оставлять наследство тому из потомков, коего сочтут сами достойным. Это уж было новшество. Кто мог понять, что последует далее? В начале 1722 года последовал указ о престолонаследии. Смысл этого указа был в том, что своего наследника царь определит сам, и этому, избранному царём наследнику должны были безоговорочно присягнуть. Пока же присягнули в том, что исполнят безоговорочно указ...

Сознавал ли Пётр, что им не создана система — гарант спокойствия в государстве после его смерти? Чего он желал? Кто мог ему наследовать? Кого мог он избрать? На кого возможно было положиться?