Андрей Костюк - Сады Королевы. Бермудская история

– Это было резко, – произнесла Елисея вполголоса и продолжила свою работу, взяв новую корзину, ещё не наполненную виноградом.

– Это долгая история, – отмахнулась Франческа, продолжая с невозмутимым видом собирать ягоды.

Этим высказыванием она подразумевала объяснение агрессивности в отношении к брату. Её уверенность в оправданности своей резкости была непоколебимой, отчасти благодаря всем этим открытиям, которые свалились на семью Вудс за последние двое суток. Эти открытия, как части мозаики, складывались в одну гармоничную картину, которая пришлась, очевидно, по нраву молодой Франческе. И, по её мнению, весьма справедливому, объяснить Джонатану все его ошибки не сможет никто лучше самого близкого человека – его сестры.

– Сегодня вечером на восточном пляже будут танцы. Думаю, тебе с братом было бы интересно, – произнесла Елисея после нескольких минут молчания.

– Я там буду, – коротко ответила Франческа.

– А твой брат?

– Не помню, чтобы он хоть раз в своей жизни бывал на подобных мероприятиях.

– Как же он развлекается?

– Для него что работа, что развлечение – всё одно, – вспылила вдруг мисс Вудс. – Джон обожает сам процесс своих торгов. Этот колоссальный выброс адреналина, радости, злости… у него всё вперемешку! Я не понимаю, от чего именно он получает удовольствие. Однажды он разбил стулом стеклянную стенку в своём офисе просто потому, что акции, в которые он вложился, подешевели сильнее, чем он ожидал. А в другой раз, когда одна сделка принесла ему за раз несколько миллионов долларов, он просто пришёл домой, провёл остаток дня у телевизора, будто ничего особенного не случилось, и лёг спать раньше обычного.

Франческа оставила заполненную виноградом корзину на тропинке и взглянула в небо, разминая спину. А затем, после выдержанной паузы, добавила:

– Джон придёт на танцы. Обязательно.

***

Обида Джонатана на свою сестру оказалась не так велика, как показалось на первый взгляд Елисее. Франческа нагнала своего брата на просёлочной дороге, ведущей от плантации к самому городу. Джонатан стоял с краю тропы на холме и любовался раскинувшимся перед ним пейзажем. А пейзаж был и в правду чудесен. В низине раскинулись огромные просторы: гладкие зелёные поля, многочисленные сады, усадьбы и лес, пестрящий неестественно яркими красками. А где-то вдалеке, за гладкими холмами, виднелся синий океан. Скалы возвышались перед ним, гармонично дополняя собой великолепный пейзаж этой живописной ривьеры.

– Ты видел когда-нибудь что-то подобное этому? – раздался дрожащий от волнения голос Франчески за спиной мистера Вудса.

Он обернулся на сестру, растерянно пробежался глазами по светлому девичьему лицу, озарённому улыбкой, и смиренно ответил:

– Да, это место похоже на рай.

– Тогда что тебя не устраивает?

Джонатан выдержал паузу, подбирая слова, затем повернулся к сестре и поднял на неё свой понурый взгляд.

– Когда отец с матерью погибли, мы с тобой очень часто мотались по миру, помнишь?

– Конечно.

– Где мы только не успели побывать… Европа, Азия, Австралия, Южная Америка. Везде, где бы мы ни были, я воспринимал мир как один целый организм, с общими порядками, традициями, несмотря на то, что мир раздирали войны, политика, кризисы. Нас с детства учили, что средства к существованию это деньги. На них держится всё мироустройство. По большому счету, все войны и кризисы происходили из-за денег, но, тем не менее, деньги не перестали быть апофеозом всему насущному. Успехом же называют и огромное количество денег по итогу какого-то предприятия.

Джонатан озадаченно потёр взмокший лоб. Он столько раз за последнюю минуту произнёс слово «деньги», что от этого ему стало не по себе.

– Фран, ты вдумайся! Когда художник напишет картину, успех его творения будет зависеть от того, как картина будет продаваться. Даже творчество смогли втиснуть в эту денежную измерительную систему! – Вудс развёл руками и отвернулся обратно к умиротворённому пейзажу. – И я привык жить в том мире. Гнилом, ненастоящем и лицемерном. Но вот я тут… И я не знаю, что делать. Я, словно, очутился на другой планете, в другой вселенной, в мире, где нет ни капли материализма. Я растерян. И я не знаю, что делать.

Франческа слушала своего брата без эмоций. Она была далеко не глупой девочкой и знала, что у Джонатана на уме. Многие назвали бы это родственной духовной связью, но на самом деле, помимо этой связи, конечно, Джонатан всегда доверял всё сокровенное и самое личное только сестре. Потому что больше у него никого не было. И Франческа всегда его слушала. С неизменным хладнокровием и вниманием.