Николай Задорнов - Далёкий край

Искры уносились вдаль и, угасая и шипя, сыпались на черную воду.

Над головами с шумом пронеслись плакучие ветви огромного вяза. Берег был где-то близко, но его не видели. Лодку вынесло на мель.

– О! Линок! Линок! – воскликнул Игтонгка. Черно-зеленая рыбина метнулась из-под остроги Чумбо… Парень промахнулся.

– Садись! Садись! – крикнула Одака и, ударив острогой, бросила в лодку тайменя…

Быстрое течение, звон перекатов, треск пламени, потоки искр, несущееся дно, видимое гораздо лучше, чем днем, скалы и деревья, вдруг пролетающие в отблесках огня, – это ли не раздолье! И Одака рядом! А кругом опасности, можно разбиться, налететь на корягу, на утес, На перекате можно споткнуться и упасть.

«Но я ловко берегу лодку от всех опасностей! Хорошо ей помогаю править! А какая она ловкая… Ноги крепкие, хорошо в лодке стоит… Меня на перекате посадила, а сама убила тайменя…»

Лодка быстро наполнялась рыбой. Между тем подул ветерок. Вода замерцала. Сквозь рябь ничего не стало видно.

Решили подождать. Чумбока направил лодку к берегу.

Когда нос ее зашуршал о песок, парень снял с шеста и бросил в воду обуглившиеся лучины. Он на садил на шест новый сноп лучин.

Ветер то стихал, то снова рябил воду. Чумбо сел рядом с Одакой. Она дружески положила ему руку на плечо.

– У сестры какой мальчик хороший родился, – заговорила Одака.

Игтонгка захрапел. Вокруг была глубокая тьма. Никогда еще Чумбоке не было так хорошо, как сейчас.

Он потянулся и поцеловал Одаку в щеку.

– Я на тебе жениться хочу, – зашептал он. – Буду покупать тебя у дядюшки Дохсо.

– Ах, какой грех! – ответила Одака. Она отстранилась, вытирая травой щеку. – Тебе нельзя на мне жениться. Закон рода не велит. Ты мне брат!

– Какой я тебе брат! – в досаде воскликнул Чумбо.

– Эй, Игтонгка, – сказал Чумбока, – вон там какой большой таймень в слепой рукав забежал и плещется… Или это сохатый вышел и побежал водой?

Игтонгка схватил острогу и осторожно побрел во тьму.

– Я тебя люблю… На тебе обязательно женюсь. Я уже знаю, как это сделать…

– Ой, давай скорее отсюда поедем! – забеспокоилась Одака.

Ей очень неприятны были такие разговоры. Дружить с Чумбокой открыто, работать вместе, быть у людей на глазах – все это так приятно… Но здесь, в темноте, он хочет целоваться… это и стыдно и не хорошо.

– Ведь мой дедушка твоему не брат. Чужие люди были. Нашего дедушку только называли Самарой, а ведь он совсем не Самар. Его приняли только в род Самаров. Так что я тебе не родственник. Меня напрасно братом называешь.

Во тьме что-то бултыхнулось. Видимо, Игтонгка оступился.

– Игтонгка, ты живой? – вскочил Чумбо.

Неподалеку послышалась брань Игтонгки. Чумбока опять зашептал про женитьбу.

– Нет, мне стыдно такие речи слушать, – сказала Одака.

Чумбоку она любила. Но слушать такое – грех! «Пусть говорит с отцом, а не со мной. Со мной что говорить! Даже грешно все это слушать!» – думала она.

Вернулся Игтонгка.

– Тайменя видал?

Игтонгка угрюмо молчал. Чумбо оттолкнул лодку от берега.

– Ты худо делал, – сказал он. – Когда упал – таймень испугался… Теперь не найдешь.

Вскоре вдали стал виден огонек около балагана Дохсо.

На другой день Чумбока пробовал доказать дядюшке Дохсо, что предки его не настоящие Самары, а только приняты были в род, но тот сосал жир, ел рыбу, ничего не слушал и не понимал, к чему такие разговоры.

Чумбока загрустил.

Одака присела рядом и, как бы утешая, долго и ласково смотрела на него.

– Ну ничего!.. Мы можем вместе с тобой убежать из дому, – зашептал ей парень.

– Э-э, – молвил Дохсо, глядя, как любезничают брат с сестрой, – надо бы и мне поехать к старухе… У нас есть хорошая рыба, жир, и сохатина протухла как следует… Надо угостить старуху…

Дядя велел собираться домой.

Все уселись в лодку, Чумбо греб, и гребла Одака, и оба они радовались, что так дружно плещутся их весла и они в общей работе, в ходе лодки, в шуме воды непрерывно чувствуют друг друга.

Ехали так быстро и так хорошо, что дядюшка задремал и чуть не выронил кормовое весло. Но едва оно заскользило по мозолям, как старик встрепенулся.

– Если уснет и весло начнет падать, – тихо сказала Одака, – сразу проснется. А если не падает – спит и едет.

– Уже приехали? – очнувшись, удивился Дохсо. – Ты такой парень проворный! Сразу видно, что дядюшку любишь… Это хорошо – закон рода уважаешь…

Трудно было сказать сейчас что-нибудь обиднее для Чумбоки.