Николай Задорнов - Хэда

На днях Гошкевич спросил у господина Ота:

– Ведь вы хотели, чтобы ваша дочь служила Сюрюкети-сан, а она с Сибирцевым?

– Да.

– И вы примирились?

– А что же я могу сделать?

– А если оказалось бы, что она близка с Сибирцевым?

– Это ничего. Он уедет, и Оюки я отдам за хорошего человека.

...Оюки понимала возраставшее значение своего отца. Японцы видели в нем человека будущего и гордились им. Сын князя женится на его дочери. Настало время, когда князь считает честью породниться с финансистом. А князь из Нумадзу давно в долгу у отца. Европеец на вид? Но Оюки видела суженого. Маленький, очень некрасивый, скуластый и особенно желтый. Ноги немного кривые. Наверно, толстые и волосатые, как у всех военных и метеке.

– Похож на европейца! – твердил отец. – До поездки в Европу будет учиться. Хотят открыть высшую школу у голландцев в Нагасаки. Дружба с Россией дело временное, дело случая. Но нам все стало понятно. Мы будем дружить с Англией, Голландией и Америкой! Я счастлив, что ты начала учить язык игирису.

Отец зря не говорит. Конечно, он, как и его компаньоны, – человек дела.

...Сознание грядущей силы денег уже пробудилось и хлынуло по стране, стало быстро затоплять ее, как самое важное из новых понятий, хотя денег в Японии еще мало! Потому так горд и независим Ота-сан. Он один из тех редких финансовых гениев, которые умеют производить деньги, оставаясь в тени, хотя феодальная пора еще не окончилась.

Давно известно, что князь Мидзуно куплен купцом Ота. Все княжество принадлежит финансисту Ота-сан, и его деньги могущественны, хотя сам он живет в деревне, а не в замке Нумадзу.

Теперь значение Ота возрастает. Ота-сан один из творцов новой эпохи, драгоценный ум, угадавший будущее. Он – финансист. В бедной стране борется за независимость народа от князей, сразу же подчиняя его силе денег и приучая его к денежным оборотам.

– Вот уже подаются мои буксирные лодки, – сказал отец, глядя в окно на бухту, – сейчас они подойдут...

– ...Когда все подымутся на борт, – попросил Гошкевич, – и Прибылов окажется на «Грете» в безопасности, то вы, Алексей Николаевич, подойдите, пожалуйста, к бонзе Фуджимото... За мной будут следить... А вы скажите Фуджимото что-нибудь про фазанов... Например, что перелет уже закончился.

– Что это означает?

– Условный знак, который просил подать Прибылов. Бонза посвящен, услышав, поймет, что Точибан ушел из Японии навсегда.

– Зачем же это? Не темное ли дело? Не кажется ли странным?

– Ни боже мой! Он говорит, что без этого не может уехать. Фуджимото передаст горячо любимым родным Прибылова.

– У такого злодея есть привязанности?

– Да, его последняя просьба. Да нам-то не все ли равно! Что бы ни было! Да и злодей ли он, может быть, только напускает на себя...

...Остается неприятное ощущение, как все нехорошо получилось с оскверненным храмом! После этого все кажется подозрительным. Особое уменье – напакостить на прощание. А вчера, когда прибыл Накамура, пришлось благодарить, тем более что мы не виноваты.

Симодский губернатор явился провожать со свитой. Прием в Хосенди был скромный, но сердечный. От имени правительства Накамура Тамея, благодаря Пушкина и офицеров, желал счастливого плавания и благополучного прибытия на родину, роздал подарки: самурайские кинжалы офицерам и Урусову, как родственнику российского императора, коробки с лакированной и фарфоровой посудой, отрезы разноцветных шелков. В лагере матросы получили по коробочке из легчайшего дерева кири – легче ваты, в каждой по курительной трубке, по пакетику табака и душистой травы, лакомства из водорослей и рисовой муки с фруктовым сахаром и картинки – у всех разные. Изображены горы или домики, сады в цвету, сакура и скалы у моря, комические фигуры, гульба веселых нищих, а на некоторых – женщины. Такой хохот стоял в лагере, что слышно было в Хосенди, и тронутый Накамура прослезился, чувствуя, что на прощанье ему удалось развеселить матросов. Много хорошего было сказано друг другу. Поминали Путятина и Кавадзи и пили за них и прокричали «Ура!».

Сегодня отслужен торжественный молебен. Вывезено все, что нужно и можно взять с собой.

Представитель бакуфу Уэкава и молодой Эгава, чиновники и Ябадоо идут в ворота. Явились окончательно прощаться и принимать опустевший лагерь.

Сибирцев провел их по баракам, в кухню, на склады и в лазарет. «Сдаю наш лагерь. Как капитуляция!»

Пушкин и Накамура Тамея на корабле. Там же часть команды. Мусин-Пушкин поручил окончание всех дел на берегу Сибирцеву. Алексей чувствует, что входит в силу, ему доверяют самостоятельно проводить официальные дипломатические встречи с иностранцами.