Кен Фоллетт - Зима мира

Грег вдруг почувствовал, что его знобит. Вилли Фрунзе казался ему славным парнем.

– На электрический стул?

– Спорю на что угодно. Поджарят, как пить дать!

Бикс оказался прав. Вилли Фрунзе был признан виновным в измене, приговорен к смерти и умер на электрическом стуле.

Как и его жена.

Дейзи смотрела, как ее муж завязывает белый галстук-бабочку и надевает превосходно сидящий фрак.

– Выглядишь на миллион долларов, – сказала она, и совершенно искренне. Он мог бы стать кинозвездой.

Она вспомнила, каким он был тринадцать лет назад – в одолженном костюме, на балу в Тринити, – и почувствовала приятную дрожь ностальгии. Он выглядел тогда просто отлично, даже во фраке на два размера больше.

Они сейчас жили в Вашингтоне, в постоянном номере ее отца в отеле «Риц-Карлтон». Ллойд был сейчас младшим министром Министерства иностранных дел Британии и прибыл с дипломатическим визитом. Родители Ллойда Этель и Берни были рады посмотреть недельку за двумя внуками.

Сегодня Дейзи с Ллойдом отправлялись на бал в Белый дом.

Она была в сногсшибательном платье от Кристиана Диора, розовом, атласном, с невероятно пышной юбкой в бесконечных складках сияющего тюля. После стольких лет аскетизма военного времени она была в восторге от возможности вновь покупать наряды в Париже.

Дейзи вспомнила бал в яхт-клубе Буффало в 1935 году – тогда ей казалось, что это событие разрушило ее жизнь. Было очевидно, что Белый дом – намного важнее, но она знала: что бы сегодня ни произошло, это не сможет разрушить ее жизнь. Пока она размышляла об этом, Ллойд помог ей надеть драгоценности ее матери – колье и серьги с розовыми бриллиантами. В девятнадцать лет она отчаянно стремилась быть принятой в высшем обществе. Сейчас она не могла себе представить, чтобы ее волновали подобные вещи. Пока Ллойд считал, что она выглядит изумительно, больше ничье мнение ее не интересовало. И единственным, кроме Ллойда, человеком, чье одобрение ее хотелось заслужить, была ее свекровь Эт Леквиз, не имевшая высокого положения в обществе и наверняка никогда не носившая парижских платьев.

Интересно, неужели каждая женщина, оглядываясь назад, думает, какой глупой она была в молодости? Дейзи снова подумала об Этель, которая определенно сделала в молодости глупость – забеременела он своего женатого любовника, но никогда не произнесла ни слова сожаления об этом. Может быть, это и есть правильное отношение. Дейзи взвесила собственные ошибки: была помолвлена с Чарли Фаркуарсоном, отвергла Ллойда, вышла замуж за Малыша Фицгерберта. Вряд ли она была в состоянии, оглядываясь назад, думать о хороших последствиях этих решений. На самом деле только когда ее категорически отвергло высшее общество и она нашла утешение на кухне у Этель в Олдгейте, ее жизнь изменилась к лучшему. Она перестала стремиться к высокому положению и узнала, что такое настоящая дружба, – и с тех пор была счастлива.

И теперь, когда положение в обществе больше не волновало ее, она любила приемы еще больше.

– Готова? – сказал Ллойд.

Она была готова. Она надела вечернюю накидку, тоже от Диора, купленную вместе с платьем. Они вошли в лифт, вышли из отеля и сели в ожидающий лимузин.

В канун Рождества Карла уговорила маму сыграть на рояле.

Мод не играла уже несколько лет. Может быть, ее это печалило, возвращая воспоминания о Вальтере: они всегда играли и пели вместе, и она часто рассказывала детям, как пыталась, но безуспешно, научить его играть рэгтайм. Но теперь она уже не рассказывала эту историю, и Карла подозревала, что теперь рояль напоминал Мод про Хоакима Коха, молодого офицера, приходившего к ней брать уроки игры на фортепиано, которого она обманула и соблазнила, а Карла с Адой убили в кухне. Карла и сама не могла отгородиться от воспоминаний о том кошмарном вечере, особенно – как они избавились от тела. Она ни о чем не жалела, они поступили правильно, но все равно она предпочла бы забыть об этом.

Однако Мод наконец согласилась сыграть рождественский гимн «Тихая ночь» [19] «Silent night». , чтобы они спели хором. Вернер, Ада, Эрик и трое детей – Ребекка, Валли и младшая Лили – собрались в гостиной возле старенького «Стейнвея». Карла поставила на рояль свечу и рассматривала лица родных среди колеблющихся теней, пока они пели знакомые слова немецкого рождественского гимна.

Валли, которого обнимал Вернер, через несколько недель должно было исполниться четыре года, и он старался петь вместе со всеми, угадывая слова и мелодию. Глаза у него были восточные, как у отца-насильника. Карла решила, что ее местью будет воспитать сына таким, чтобы он относился к женщинам с нежностью и уважением.