Кен Фоллетт - Зима мира

Вальтер сказал:

– Я получил от Роберта телеграмму. Он благополучно прибыл в Лондон.

Как гражданин Австрии, Роберт смог выехать из Германии без особых трудностей. Гораздо сложнее оказалось получить деньги. Вальтер потребовал, чтобы Маке положил деньги в швейцарский банк. Маке сначала сказал, что это невозможно, но Вальтер нажал на него, пригрозив обжаловать продажу в суде и сказав, что Ллойд готов свидетельствовать, что контракт был заключен под давлением, – и в конце концов Маке нажал на какие-то рычаги.

– Я рад, что Роберт выбрался, – сказал Ллойд. Еще больше он обрадуется, когда сам окажется в безопасности в Лондоне. Голова еще не зажила, и каждый раз, когда он переворачивался в постели, болели ребра.

– А почему бы и вам не поехать в Лондон? – спросила Этель. – Обоим. Я хочу сказать, всей семьей.

Вальтер посмотрел на Мод.

– Может, и стоило бы…

Но Ллойд видел, что всерьез он этого не думает.

– Вы сделали все, что могли, – сказала Этель. – Вы храбро сражались. Но противник победил.

– Еще не конец, – сказала Мод.

– Но вам грозит опасность!

– Германии тоже.

– Если бы вы перебрались жить в Лондон, Фиц, наверное, смягчился бы и помог вам.

Ллойд знал, что граф Фицгерберт был одним из самых богатых людей в Великобритании – на его землях в Южном Уэльсе находились угольные месторождения.

– Он бы мне не помог, – сказала Мод. – Фиц никогда не уступает, я это прекрасно знаю, и ты тоже.

– Ты права, – сказала Этель, и Ллойд про себя удивился, как она может быть в этом так уверена. Но спросить ему не удалось, так как Этель продолжила: – Но ты легко могла бы получить работу в лондонской газете, с твоим-то опытом.

– А что делать в Лондоне мне? – сказал Вальтер.

– Не знаю, – сказала Этель. – А здесь вы что собираетесь делать? Какой смысл быть избранным представителем в парламенте, который не имеет власти?

Ллойд чувствовал, что ее откровенность жестока, но, как обычно, она говорила то, что следовало сказать.

Ллойду было жаль их, но он понимал, что фон Ульрихи должны остаться.

– Я знаю, вам будет тяжело, – сказал он, – но если достойные люди будут бежать от фашизма, то он будет распространяться еще быстрее.

– Он все равно распространяется, – возразила его мать.

Мод внезапно удивила их, ожесточенно заявив:

– Я не поеду. Я наотрез отказываюсь покидать Германию.

Все молча смотрели на нее.

– Я немка, – сказала она. – Уже четырнадцать лет. Теперь это – моя страна.

– Но родилась ты в Англии, – сказала Этель.

– Страна – это прежде всего люди, живущие в ней, – сказала Мод. – Я не люблю Англию. Мои родители давно умерли, а брат от меня отрекся. Я люблю Германию. Для меня Германия – это мой чудесный муж Вальтер, мой заблудший сын Эрик, моя невероятно сообразительная дочь Карла, наша служанка Ада и ее ребенок-инвалид, моя подруга Моника и ее семья, мои коллеги-журналисты… Я остаюсь, чтобы бороться с нацистами.

– Ты уже сделала больше, чем тебе по силам, – мягко сказала Этель.

– Мой муж посвятил себя, свою жизнь, все свое бытие тому, чтобы сделать свою страну свободной и процветающей, – с чувством сказала Мод. – И я не хочу, чтобы из-за меня он отказался от дела всей жизни. Потеряв его, он потеряет свою душу.

Этель продолжила тему, как может только старый друг.

– Но все же, – сказала она, – у вас, наверное, есть искушение увезти детей в безопасное место…

– Искушение? Скажи лучше – стремление, одержимость, отчаянное желание! – Она заплакала. – У Карлы по ночам кошмары – ей снятся штурмовики, а Эрик по любому случаю надевает свою форму цвета дерьма… – Ллойд был потрясен ее горячностью. Он никогда не слышал, чтобы уважающая себя женщина произносила слово «дерьмо». – Конечно, я хочу их увезти… – продолжала она. Ллойд понял, как она измучена беспокойством. Она сжимала руки, словно мыла их, в отчаянии качала головой вправо-влево и говорила дрожащим и прерывающимся от внутренних противоречий голосом. – Но сделать это было бы неправильно, не только из-за нас, но и из-за них. Я не поддамся этому! Лучше страдать от зла, чем стоять рядом и ничего не делать!

Этель погладила Мод по руке.

– Прости, что я спросила об этом. Наверное, это было глупо с моей стороны. Мне следовало бы знать, что ты не станешь убегать.

– А я рад, что вы спросили, – сказал Вальтер. Он протянул руки и взял тонкие ладони Мод в свои. – У нас с Мод этот вопрос, невысказанный, висел в воздухе. И вот мы его обсудили. – Их соединенные руки замерли на столике. Ллойд редко думал о взаимоотношениях людей поколения его матери: люди среднего возраста, состоят в браке – казалось, этим все сказано. Но сейчас он видел, что между Вальтером и Мод существует сильная связь, намного сильнее, чем знакомая ему привычка, которую дает зрелый брак. Они не находились под влиянием иллюзий: они знали, что, оставаясь здесь, они рискуют собственной жизнью и жизнью своих детей. Но у них было общее обязательство – и они не думали о смерти.