– А какой у кобылы хрен? – смеётся один из лесорубов.
– Вот именно, что никакого. Как не крути, а насчёт Священного дерева надо серьёзно «покумекать».
Не успели рабочие благостно вздремнуть, как приказчик подлетел к шалашу и закричал,
– Вставай! На работу пора. Так всё проспать можно!
Мужики начали тихо, с недовольством выползать из нагретого собственными телами шалаша: работать в этой промозглой сырости не было никакого желания.
Молча одели на ноги теплые, не успевшие просохнуть лапти, взяв топоры и пилы, направились к ближайшему взгорку, где шла валка леса. Сундуков отвязал лошадь, взял топор и вагу. У кандальников тоже наступило оживление: зазвенели цепи. Мелкий дождь моросил вплоть до позднего вечера.
Костёр, у шалашей в сумерках горел значительно ярче чем днём: все хотели не только просушить одежду, обувь, но и по настоящему согреться. В такую погоду кашевар разжигал два костра. Между кострами, из жердей делалась изгородь, на которую развешивалась сырая одежда лесорубов. Когда все работники залезли в шалаш кашевар подполз к Онуфрию.
– У него, на «прямую» – у этого конвоира я не спрашивал, но его напарник дал мне понять: Петров родом тоже из под Мурома, – тихо он прошептал на ухо атаману все добытые сведения.
– Это всё меняет.
– Что меняет?
– Дурак. Его нужно срочно убрать, иначе мне за хорошие дела наденут кандалы, чтобы канавы возле этой дороги было удобнее рыть.
– Где стоят кандальники?
– За полверсты «отседова»…
– М-м-… А копают почти рядом с нами… М-м… Подними ёще этого….
– Кого?
– С бельмом на глазу… Николу одноглазого. Давай!
Через несколько мгновений трое мужчин с пилой и топорами отправились в сумерках к месту, где кандальники-арестанты окончили работу. Онуфрий внимательно осмотрел место и сделал выбор,
– Подпилим вот эту суковатую большую ёлку…
Работа у заговорщиков закипела дружно; они попеременно сменяли друг друга. Когда у дерева остался небольшой недопил, Сундуков руками попробовал его свалить. И когда ель готова была упасть, он сказал:
– Кончайте пилить!
Мужики вытащили пилу из пропила.
– Завтра, Димитрий, ты толкнёшь жердью это дерево на дорогу, когда к месту падения подойдёт этот конвоир. Понял?
– Понял. Но под дерево и арестанты могут попасть?
– Лес рубят – щепки летят… Я в это время отвлеку их внимание на себя.
– Как?
– Они рты раскроют, глаза «вылупят», а ты вали дерево и бегом с жердью по лесу к своей каше. Понял?
– У-гу.
Никто из лесорубов, работающих здесь артелями старообрядцев, башкир, татар не обратил внимания на трех мужчин, бредущих по лесу к своему шалашу: все попряталась от дождя в шалашах.
– Погода нам на руку, – удовлетворённо, с некоторой скрытой радостью отметил Онуфрий.
– Не успели высушить «одёжу», как опять вымокли, – раздражается Николай.
– До утра ёще успеет просохнуть, только поближе к костру положи нашу «имуницию».
Утро следующего дня началась обычно, – с криков приказчика Лизунова,
– Вставай!!! Кашу едим, – к работе приступаем!
В шалашах, возле потухших костров началось оживление. Башкиры и татары начали бормотать молитвы, старообрядцы крестили лбы, вычитывая полностью утренний канон, обращая свой взор к восходящему солнцу. В ватаге Сундукова все молча, перекрестив лбы, сгрудились вокруг дымящего котла с кашей. В это утро солнце впервые за несколько последних дней порадовало лесорубов: капли дождя играли всеми переливами радужных цветов на кустах, на деревьях, на траве.
– Эк, какая баса 31 31 Баса – Красота.
молвил один из ватажников, сглотнув кашу с ложки, – Верно «дён» пятнадцать хорошей-то погоды не видывали…
– Навечаешь 32 32 Навечать – делать навет, говорить ложь.
, Михайло, – остановил его домыслы одноглазый Никола. – Просто плохая погода всегда долго тянется, а хорошая быстро проскакивает. Всего-то недельку помаялись…
– Может и так, – с трудом согласился с веским доводом ватажника Михаил.
Зазвенели на расчищенной дороге кандалами арестанты, стали слышны громкие команды и выкрики конвоиров. Сундуков, пряча ложку в шалаше, подмигнул кашевару, бросив на ходу,
– Смотри, – не «проворонь»: арестанты вышли на дорогу…
– У – гу.
Через некоторое время лес наполнился криками рабочих и гулкими утробными «вздохами» падающих деревьев. Мужики, занятые раскорчёвкой, яростно ругали лошадей, хлестали их кнутами и вожжами. Но вдруг Онуфрий, вытащив очередной пень из земли, поднял на себя лошадь, и понёс её к пню, который намеревался вытаскивать. Все невольно обратили внимание на подобный «фокус» гиганта.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу