Владимир Дружинин - Град Петра

Шереметев опасался покидать эту гранитную надёжность ради неизвестного, ради островов в дельте, болотистых, вряд ли к чему пригодных.

Сам он ни за что не вступит в сойму. Ни он, ни предки его, достойные ратные люди, никогда не сражались на воде. Из Шереметевых он первый совершил путешествие по морю, и, хотя Нептун был приветлив, а магистр Мальты обещал союз против турка, — нет, не сдружился боярин с лукавой стихией.

— Отобьёмся, чай, и без лодок, артиллерией... Коли не утопим, дотянем в целости... Ладно, ладно, милостивец, быть по-твоему!

Показалось, царь начал гневаться.

А Пётр заметил на щеке фельдмаршала свежую кровавую царапину. Бреется усердно, чересчур усердно. После того как берёг бороду, увёртывался от ножниц, прятался…

Взгляд царя стал на миг тяжёлым, испытующим. Притворство ненавистно ему и в малом, рождает подозрения, а они угнетают. Не привык колебаться, отделяя друзей от противников, храбрых от трусов, честность от лжи. Наотмашь и окончательно...

Говорят, Шереметев неискрен. Был привержен к царевне Софье, но враждовал с Василием Голицыным [11] Был привержен к царевне Софье, но враждовал с Василием Голицыным, её любимцем... — Софья Алексеевна (1657—1704) — сестра Петра I по отцу — царю Алексею Михайловичу; в 1682 г. захватила власть и была фактически правительницей в Русском государстве; в 1689 г. свергнута и заключена в Новодевичий монастырь, после разгрома стрелецкого восстания в 1698 г. пострижена в монахини. Голицын Василий Васильевич (1643—1714) — князь, фаворит царевны Софьи Алексеевны, главнокомандующий русским войском в крымских походах 1687 и 1689 гг.; после свержения Софьи сослан в г. Пустозерск, где умер. , её любимцем, навлёк опалу. Оттого-де и примкнул к царевичу Петру. Так не проиграл вроде...

Служит боярин, служит — сколь возможно для старика — похвально. Сие рассеивает домыслы. Хорошо, что на место герцога де Кроа, кичливого пустозвона, виновного если не в поражении под Нарвой, то в огромных потерях, нашёлся стратег русский, поистине способный. Большое благо для армии... По заслугам ему дан орден Андрея Первозванного — пускай ведает, что за царём служба не пропадает. Мешают стратегу возраст, привычки. Скинуть бы ему десятка два годов...

Трудно ему усвоить — нынешняя кампания особенная, не только сухопутная, но и морская.

— Действуй по оказии, Борис Петрович. Ты старшин.

И опять не выдержал Пётр, принялся убеждать. Лодки не пустяк, лодки на Ладоге фрегат одолели. Флотилия может быстро подать головной отряд к Ниеншанцу, высадить скрытно на лесистом берегу, застать шведов врасплох.

— Ты старший, — повторил царь.

До чего не хватает старших! Ох, как нужны они! Вот фельдмаршал. Грудь у него в золотых разводьях, а царь перед ним стоит в кафтанце капитанском с увядшим позументом по воротнику, по манжетам. Без позволенья не сядет. Недоумкам страшно... А всё для того же! Чтобы действовали отмеченные званиями, чтобы прилагали разум собственный, без указки постоянной.

Вошёл Меншиков [12] Меншиков Александр Данилович (1673—1729) — русский государственный деятель, генералиссимус, сподвижник Петра I; отличился во время Северной войны 1700—1721 гг.; участвовал во всех Важнейших государственных преобразованиях; в 1727 г. потерпел поражение в борьбе за власть, сослан с семьёй в г. Берёзов в Сибири, где умер. . Поклонился, стрельнул в Шереметева настырными глазами, тронул царя за рукав.

— Мин каптейн!

Пётр обернулся, кивнул. Должно, условились о чём-то. Фельдмаршал поглядел вослед. На государя, шагавшего уверенно, не оглядываясь, и на камрата его, который едва поспевал и торопливо, раздражающе приплясывал.

Смеются... Небось над ним, Шереметевым... Или почудился смех? Ушли оба, а боярина всё ещё дразнят выпученные, глумливые глаза Меншикова, друга поневоле. Колючки его рыжеватых усов... Должно, выщипывает их и ерошит, бесстыдно подражая царю.

Пробудились, распелись в предрассветном тумане трубы. Солдаты строились, проклиная короткую ночь, подгоняемые командирским кулаком, командирской плёткой. Хлынули из ворот Шлиссельбурга, из лагерей окрест. Одни — к чёрному провалу Невы, другие — на шлях, вонзённый в торфяники, в сырые леса, где под навесом хвои ещё белеют барханы снега.

Синие мундиры семёновцев, зелёные — преображенцев и прочей пехоты, пестрота знамён, бунчуков, лент, надетых на пики, — буйно расцвела унылая глухомань. Огласилась криками, стонами, лязгом повозок и свистом кнута.