Евгений Люфанов - Великое сидение

Воеводы вопили: «Воры по всем дорогам ходят во множестве».

Сам царь Петр посылал воронежскому воеводе Полонскому жалобу, в которой говорилось о поголовном бегстве работных людей, присланных к Воронежу для охраны лесных припасов, плотов, судов и лодок для сплава их весною в Азов.

Сущую правду излагал царь: как только он уехал из Воронежа, там с корабельной верфи из тысячи пригнанных на работы людей, взятых из ближних городов – Землянска, Усмани, Коротояка, Сокольска, на поверочный смотр явилось сорок два человека, а остальные сбежали.

Московские, рязанские, шацкие, ряжские и другие помещики расходовали гербовую бумагу, слали челобитные, в которых была одна и та же жалоба: «Бегают от нас люди и крестьяне с женами и детьми на Дон, на Хопер и на Медведицу беспрестанно, многие села и деревни запустошили, и теперь мы от этого побегу разорены без остатку».

Из подмосковного Коломенского уезда бежали в донские верховые городки десятки крестьян, громя дома и усадьбы своих ненавистных господ. Проживавший под самой Коломной помещик Лунин жаловался: «Крестьяне, учиня мне великое разорение в доме моем, избив сторожей и взяв силою лошадей, и всякие мои пожитки пограбя – бежали».

Уж молчал бы лучше Лунин, радуясь тому, что остался жив.

Сообщалось, что «в Шуйском уезде, в вотчине женского монастыря села Ярлыкова в разных числах и ночах крестьяне с женами и детьми 26 семей со всеми своими животы бежали не знамо куды».

Тверской воевода Канашкин тревожно извещал, что у него в «Новоторжском, Тверском и Старицком уездах появились воровские люди, разграбили и пожгли многие поместья и вотчины».

На донские вольные земли бежали и мастеровые люди с казенных работ, забрав вперед деньги; бежало много солдат и драгун из войска фельдмаршала Шереметева, когда он, усмирив астраханский бунт, уходил в Киев. К этим беглецам присоединились стрельцы, поднимавшие волнения в киевских, белгородских и переяславльских полках. Хотя и не так много стрельцов находилось в Козлове, Тамбове, Воронеже, Коротояке, в городке Паншине, но и там они причиняли большое беспокойство местным властям, проявляя свою непокорность. Происходили волнения и в нескольких азовских полках. Приезжавшие к ним донские казаки призывали идти вместе на Москву, убеждая, что стоит только дойти до Валуек, как с ними будет вся чернь. По Аэову разносились слухи, будто в Москве хотели умертвить царевича Алексея, да случайно уберег его от смерти один человек, ревностно приверженный к старине. Слушавшие эти речи стрельцы угодили на каторгу, а ревнитель, древлего благочестия раскольник Щербачев, по прозвищу «азовский расстрига», за то, что распускал многие вздорные слухи, был казнен.

Вспоминались казаками победы Степана Разина над поволжскими городами; свидетелями и уцелевшими участниками тех походов словно бы воскрешалась былая вольница. Один из булавинских отрядов казацкой голытьбы возглавлялся бывшим соратником Разина – Иваном Миюской, а другой отряд был под командой разинца Семена Будянка. При самом Булавине значился полковником старик по прозвищу Лоскут, в прошлом тоже участник восстания Степана Разина, и этот Лоскут говорил Булавину:

– Ничего со мной не бойся. Я при тебе – другой Стенька, но не тот, что без ума голову потерял. И я тоже, как вож, при тебе.

Вторым полковником был сын староайдарского атамана, а третьим – коротоякский поп.

На Дону издавна соблюдалось казацкое право принимать к себе всякого без отдачи, и побеги туда все усиливались. Беглецов приветливо принимали представители власти – домовитые казаки и, давая приют пришлым бездомным людям, были довольны, что можно будет использовать их на работах в своих обширных хозяйствах.

– Ой, хоть не бьют, не ругают, не оставляют голодными – и то великая радость.

Не сразу понимали беглецы, что попадали в новое холопство к домовитым казацким богатеям, одним своим видом разительно отличавшимся от рядовых казаков. Домовитые носили бархатные кафтаны с золотыми и серебряными украшениями, имели оружие в драгоценной оправе и ходили в таком убранстве даже в самые будние дни. – пусть все видят и завидуют их богатству и превосходству над простыми людьми.

Прибывают и прибывают к ним бездомные беглые люди, значит, будет кому еще лучше смотреть за тучными стадами скота и обрабатывать раскинувшиеся вдаль и вширь неоглядные плодородные нивы, принадлежащие им, домовитым казацким богачам.