Евгений Люфанов - Великое сидение

Случалось, что в токарной обсуждались важные государственные дела, принимались прибывшие из чужеземных столиц посланники или направлявшиеся туда с царским напутственным словом, и бывало, что здесь царь свою скорую расправу чинил над кем-нибудь из провинившихся, и его дубинка «оглаживала» спину и бока царедворца, а особенно – светлейшего князя Меншикова.

Награждаемому за свои заслуги деньгами и почестями, светлейшему чаще, чем кому другому из царедворцев, приходилось внимать поучениям Петра, который по старой памяти и по давней дружбе не оставлял князя заботами для ради его исправления, применяя для того в подкрепление к строгим словам внушения еще и дубинку. А после того, полагая, что преподанный урок пойдет провинившемуся на пользу и впредь он будет заслуживать лишь похвалу, тут же, как ни в чем не бывало, звал его к себе на обед или на какое иное дружеское застолье.

Постоянной защитницей Меншикова (тоже по старой памяти и давней дружбе) была Екатерина, и Петр говорил ей:

– Я для тебя, Катенька, не в первый раз его прощаю, но скажи ему сама, что ежели он не исправится, а станет опять присматривать, где что в государстве плохо лежит, то ему быть не токмо без воровской руки, но и без головы.

Теперь вот за те бесцельно порубленные дубы, что обречены были загнивать на Ладожском побережье, придется светлейшему снова спознаться с царевой дубинкой, а то он позабыл, какова она.

Сколько их, нерадивых да корыстолюбивых, обретается на родной земле, и надо со всей решимостью искоренять сих пиявиц, обогащающихся достоянием царя и его подданных, сиречь достоянием Российского государства.

Много мыслей, много раздумий у царя Петра. Занимаясь ли токарной работой, дивясь ли неисчислимым звездным мирам и непостижимым тайнам вселенной, Петр переносился мысленным взором на необъятные просторы своего государства и словно воочию видел несметные его богатства. Вон там, на северной стороне русской равнины, тысячеверстной стеною стоят нетронутые от века леса, а так мало развито смолокурение, выгонка дегтя, изготовление вара, поташа, лубяных и щепных изделий, – всего столь необходимого в повседневном обиходе людской жизни. Южнее Вологды к Ярославлю хорошо растет конопля и лен, – можно и нужно развивать маслобойное дело, а ближе к Москве и дальше к югу природой уготовлено все, чтобы выращивать несметные гурты скота, заниматься выделкой кожи, добычей шерсти, сала, убойного мяса, ткать сукна, сермяги, холсты.

Всякая семья, будь она деревенской или городской, из века в век сама ткала, пряла, мастерила домашнюю утварь из дерева да из глины, но теперь все это можно гораздо скорее и больше делать на заводах и фабриках, тем самым высвобождая многих людей для любого другого нужного дела. И как приятно становится знать, что мало-помалу такое осуществляется. Предприимчивыми, расторопными, деловыми людьми стали создаваться мануфактуры, где – дружным кумпанством, где – одиночными хозяевами. Сметливому человеку можно свои способности проявить. Был вон придворным истопником Малютин, а теперь в Москве фабрикантом стал, фабрику по выделке шелка поставил, что примечательно и похвально. На какие деньги это он учинил – не так уж существенно, поскольку он их на нужное дело потратил. Хорошо работает в Москве и полотняная фабрика Тамеса, вырабатывая все сорта полотна – от грубого портяночного да онучного до самого тонкого, а также канифасы порточные, скатерти и салфетки, цветные платки и другое. На его фабрике работают женщины в наказание за те или иные проступки, среди которых есть и каторжанки с вырванными ноздрями, – вот они с пользой и отбывают там свою каторгу. То же можно сказать и про мануфактуру адмирала Федора Матвеевича Апраксина с товарищи. У них образцовый порядок налажен. Неграмотным изустно объявлено, а которые написанное разбирают, для тех памятка вывешена, какому фабричному распорядку быть:

«В полшеста часа утра имеет караульный солдат звонить в колокол, дабы все мастеровые люди в шесть часов утра к работе приступили, и работать им до полудня, а в полдень имеет караульный солдат опять звонить в колокол, чтобы все мастеровые люди обедать шли. Пополудни в два часа имеет караульный солдат звонить в колокол, чтобы мастеровые люди шли снова каждый на свою работу до семи часов вечера, в которое время караульный солдат паки имеет звонить в колокол, дабы мастеровые люди шли ужинать и во знак роспуску их в тот день».