Валерий Осипов - Я ищу детство

— Теперь уговор, — Фома упёр фомку в грудь Хмельницкого. — Обо всём этом в уголовку не стучать. Деньги не казённые, а твои, государство не страдает. А налоги с них ты всё равно не платишь. Будешь молчать — будем дружить. Мои ребята тебе помогут, если хорошо попросишь. Но только без мокрых дел, мы их сами не любим.

— Дай хоть стакан воды, ирод! — неожиданно грубым голосом сказал Хмельницкий и ткнул пальцем в сторону жены. — Не видишь — женщина почти при смерти.

— Обойдётся, — прищурился Фома. — Пальчики мои на стакане срисовать хочешь?

— О господи! — вздохнул Хмельницкий. — Пальчики… Мне бы твои заботы.

Фома двинулся к двери. Двое, пришедшие с ним, держали хозяина и хозяйку под прицелом двух наганов.

— Уберите оружие, сумасшедшие, — поморщился Хмельницкий. — Вы что, будете стрелять, если я закричу? Так я не закричу. Кому это надо? Сбежится весь дом… Вы же видите, я не трогаюсь с места.

Налётчики, не опуская револьверов, медленно отступали спиной к двери.

— Где я тебя найду? — крикнул Хмельницкий вдогонку Фоме. — Визитных карточек, насколько я понимаю, ты ещё заказать не успел!

— Я сам тебя найду, — усмехнулся Фома, — ежели уговор исполнишь.

— Исполню, не волнуйся, — успокоил его Хмельницкий, — связываться с милицией нет расчёта.

Удача была редкая. В скрипичном футляре оказалось без малого двести тысяч рублей.

И ещё один квартирный «скок» слепила вскорости банда Крысина. Фома упорно искал по Москве клиентов, хранивших большие деньги при себе. Он знал по опыту — банда дело недолговечное. Хотя пока крепко держал всю шарагу в кулаке.

Надо было быстрее брать живые деньги. Золото и камни, взятые у Фуремса, лежали неоцененные. Высовываться с ними было нельзя — лягавые дежурили во всех скупках. Из денег Хмельницкого он выдал ребятам мелочишку, по тысяче рублей — на мелкое обзаведение, обещая главный делёж впереди.

Однажды от Сухаревки блатная почта принесла новость — на Журавлёвой горке, возле электролампового завода, где сливаются Хапиловка и Яуза, старичок из «бывших» толкнул особняк с мебелью. Сам переехал в какую-то лачугу. Похоже, что намыливается за кордон. Живёт один. Копейку держит в доме, но где — неизвестно. Может, зарыл.

Фома решил «оформить» старичка из «бывших». Тем более что Журавлева горка находилась в двух шагах от собственного дома, от Черкизовской ямы. Это было и легко, и опасно. Но Фома уже начинал наглеть.

К лачуге подошли вечером. В одном из окон горел свет. Фома постучал.

— Кто там? — раздался высокий дребезжащий голос.

— Милиция, — коротко объяснил Фома.

Дверь открылась. Фома шагнул через порог и схватил хозяина высокого голоса сразу за обе руки.

Но неожиданно был отброшен назад с такой силой, что чуть было не сломал себе шею на каких-то вёдрах, коромыслах и чугунах.

Со стариком еле справились всей бандой. Втащили в комнату, привязали к стулу. Фома, потирая ушибленную спину, с интересом разглядывал человека из «бывших». Это был седой, широкоплечий, костистый мужчина лет под шестьдесят, не больше, с продолговатым лицом, сильно развитым подбородком и голубыми навыкате глазами. Порода и военная выправка чувствовались в нём за версту.

— Ты чего же дерёшься, дед? — миролюбиво спросил Фома. — К тебе из милиции пришли, а ты пихаешься.

Старик каменно молчал.

Крысин пошарил глазами по комнате. Обстановка была элементарная, бедная, но в углу мигало углями какое-то сооружение из кирпичей, нечто вроде самодельного камина. На краю камина лежали железные щипцы.

— Не хочешь, значит, разговаривать с милицией? — покачал головой Фома. — Ну, да ладно. Обманывать тебя долго не будем. Мы, дедушка, не из милиции, мы уголовнички. Где у тебя деньги-то зарыты? Сам покажешь, или щипчиками тебе вот этими немного уши прижечь, а?

Старик неожиданно громко расхохотался.

— Ми-ли-ция! — нараспев, передразнивая Фому, повторил он. — Я-то думаю, почему милиция похожа на уголовников, а выясняется, что это уголовники похожи на милицию! Ха-ха-ха!

Крысин поскучнел лицом.

— Давайте щипцы, — тихо приказал он.

Ему подали щипцы.

— Осведомлены вы неплохо, — презрительно глядя на Фому снизу вверх, сказал старик, — деньги у меня действительно есть. Дом вот продал фамильный, отцовский…

— И мебель фамильную, — добавил Фома.

— И мебель, — согласился хозяин.

— Ну, где деньги? — шевельнул щипцами Крысин. — Добром прошу. Не заставляй грех на душу брать.

— Дай закурить! — властно сказал вдруг старик и кивнул головой на стол, на котором лежал раскрытый портсигар.