Борис Алмазов - Илья Муромец. Святой богатырь

– Это верно, – согласился Варяжко.

Вой киевские и печенеги ехали, смешавшись в один караван, и не чувствовали меж собою вражды.

– Вины за тобою князь не числит и зла не держит, – сказал Илья. – И на службу тебя зовет по совести.

– Все едино одному тебе верю, – сказал Варяжко. – Да и не по чину мне, не по возрасту с другим-то воеводою толковать.

– Спасибо за честь, – ответил Илья.

– Какая там честь… – отмахнулся Варяжко. – Где верных-то людей сыскать? Все предатели.

– Я никого не предал, – сказал Илья. Но вспомнил Солового и осекся…

– Потому я к тебе из Лукоморья и прискакал, – ответил словно бы из одних жил и ненависти сплетенный Варяжко.

– Один Бог без греха, – вздохнул Муромец.

– Я вашему Богу не верую! – сказал Варяжко. – Он Ярополка предал.

– Как же предал, ежели Ярополк не крещен?

– Откуда ты знаешь? – ощерился Варяжко. – Он что, тебе докладывал? А я тебе так скажу. Никакой Бог предателя в человеке не убьет! А уж ежели его властью или богачеством прельстить, так он отражать забудет…

– Ты сам себя ешь… – сказал Илья. – Ты прости и забудь, и легче тебе станет.

– Что забыть? Как невинного князя убивали? Да мало что убили, ведь все, что он делал, себе приписали! А Ярополка как и нет! Ярополк ведь с Царьградом дружество завел. Ярополк веры испытывать начал. Ярополк бы русов крестил раньше Владимира! Владимир-то язычник был закоснелый; кто его в Киев привел? Варяги! Аль запамятовал?! Аль запамятовал, как при нем жертвы людские Перуну несли?! Ярополк крутом прав! И разум в нем был не от отца – бесноватого Святослава, а от бабки – Ольги Великой.

– Ну так сам же говоришь, Владимир язычником пришел, а Господь его на путь истинный наставил да направил…

– Да Ярополка-то за что убили?! – завопил Варяжко так, что кони шарахнулись.

– А Олега? Разве не Ярополковы вой Олега в сече затоптали? – спросил Илья, круша последний довод Варяжка.

– Свенельд за Люта мстил! Свенельд! – трясясь, как в ознобе, кричал Варяжко.

– Охолонь, – сказал Илья. – Что ты так в сердца входишь… Аль не видишь, что сей цепочке конца нет: Владимир – за Ярополка, Ярополк – за Олега, Олег – за Люта, Лют – за Игоря… Когда убийства-то кончатся? Кто остановится да ужаснется?

– Никто не остановится! – зло сказал Варяжко. – Никто. Князья как убивали друг друга, так и дале делать будут… Ты видал их, княжичей-то? Они что, друг другу горло не перегрызут?

– Они – братья! – сказал Муромец.

– Хо! – засмеялся Варяжко. – А Владимир, да Ярополк, да Олег не братьями были? Когда это кого останавливало?! Братьев-то и режут!

Илья припомнил лица стоявших у одра умирающей Малуши. Красивого, с болезненно-злым выражением темных греческих глаз Святополка; бледного, с нервным лицом, хромого Ярослава, который все больше напоминал Рогнеду; кудрявого черноголового плачущего малыша Бориса и других… И подумал: «Неужели они будут друг на друга с мечами идти?» И сердце подсказало: будут!

Эта мысль так поразила Илью, что он надолго замолчал. Странные видения поплыли перед ним: убитый подросток в княжеской шапке, дикая сеча у какой-то реки, где дрались с обеих сторон вой славянские и киевские…

– Что примолк? – спросил его Варяжко.

– Должен же кто-то кровь эту остановить, – хриплым, словно не своим, голосом сказал Илья. – Должен!

– Как? Как ты ее остановишь? Ты убивать не будешь – тебя убьют!

– Пусть лучше меня… чем я… – произнес Муромец.

– Так-то злые да неправедные всю силу и возьмут, – вздохнул Варяжко.

– Нет! – убежденно сказал Илья. – Не возьмут. И не в миру Бога искать нужно… не в миру!

– А где же? У одного – меч, у другого – голова с плеч! – смеялся Варяжко.

– Нет, – сказал Илья. – «Кроткие наследуют землю».

– Выходит, и не противиться злу?

– Противиться! Денно и нощно, без сна и устали противиться! – сказал Илья. – Но не в миру одоление, не в миру…

– Как это? – не понял воин, много лет воевавший против Киева.

– Сатана людей смущает и на брань подталкивает. Люди тогда властны, когда они сатану победили, а не когда на супротивника меч подняли!

Илья мучительно искал слова, чтобы высказать мысль, явившуюся ему вдруг во всей ослепительной полноте. Он понял, что главная битва – в человеке, в его душе.

– И когда купно люди в душе восхотят Бога – он среди них! – толковал он, натыкаясь на взгляд Варяжка, который не мог уразуметь слов Муромца. – Не сила, не воля княжья Русь крестили, но воля народная… До той поры кровь литься будет, пока в силе доблесть видеть будут, пока мир сему не ужаснется. И пролившего кровь невинную не проклянут все и не оттолкнут от себя…