Борис Алмазов - Илья Муромец. Святой богатырь

Ошарашенные, сбитые с толку, потерявшие ощущение реальности, шагали воеводы из зала в зал, поражались красоте и богатству дворца. В каждом зале стояла диковинная мебель; на позолоченных столах, инкрустированных слоновой костью, на золотых и серебряных блюдах были яства многоразличные, коим русы и названия-то не знали и, как их есть, когда их потчевали, не ведали.

Они пристально взглядывали на сопровождающих их царедворцев – не смеются ли киевскому невежеству? Но те оставались бесстрастны и официально приветливы.

Сами провожатые были одеты в льняные, шерстяные и шелковые одежды такой тонкой да искусной выделки, что и не сообразишь сразу, где шерсть белая, а где лен, и только шелка сверкали невиданными красками. Были убраны дорогими мехами, про которые русы сразу сообразили: «Наши меха, из-под Новгорода везенные!»

– Сколь тут богатства! Сколь богат Царьград и басилевсы! – ахали молодые воеводы.

Военачальники, те, что постарше, помалкивали. Не по чину им удивляться да ахать. А такие, как Сухман да Илья, смотрели на богатство равнодушно. Не варяги, мол, дикие да алчные, а христиане мы, коим богачество тленное ни к чему! Сказано в Писании: «Не сбирайте богатств в житницы на земле, где ржа и плесень их поедает и воры подкапывают и крадут, а сбирайте богатство ваше нетленное на Небесах…» [17] См.: Евангелие от Мафея, 6-21. «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут: но собирайте себе сокровища не небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».

Обилие золота, серебра, самоцветов и всей пестроты, удивлявшее поначалу, скоро стало Илью раздражать.

– Они что? – спросил он то ли в шутку, то ли всерьез Сухмана, но так, чтобы и другие вой слышали. – Они что, нас в амбар привели – рухлядишку казать? А сказывали, к басилевсам на умную беседу идем!

Услышав это, воеводы заулыбались, приободрились, приосанились. Стали округ себя иными взглядами поглядывать: что, мол, нам злато-серебро – мы, воины, духом богаты! Верою Христовой сильны!

– Да я на леса наши ни один дворец золотой не променяю! – сказал Сухман. – Не получилось, значит, у византийцев хитростных нас златом мира сего ослепить. Богатством своим одурманить. Сколь в этих сосудах золотых слез рабских да пота!

Словно поняв это, провожатые ввели гостей в громадный парадный зал, где на тронах сидели рядом два басилевса – Василий II и Константин, соправители византийские.

Умно выстроен парадный зал. Был он окружен колоннами, и где стены-окна – не видно, потому что окружала зал галерея. По ней же могли подходить и уходить, почти незаметно, придворные, охрана либо еще кто. На колонны опиралась открытая галерея второго этажа, и свет окон, кои снизу не видны, словно отсекал потолок, и казалось, он висел в воздухе.

Но Илья и Сухман уже побывали, и не однажды, в Святой Софии, где дивились замыслу зодчего, кто прорезал купол там, где он на стены опирался, рядом окон, и свет, струившийся из них, делал купол каменный как бы невесомым, висящим в воздухе.

Басилевсы находились в нише, будто в алтаре церковном. Разницы почти не было – те же мозаики золотые за их спинами, те же занавеси парчовые от потолка до полу…

Когда, по обычаю, сотворили воеводы императорам земной поклон и подняли головы, то поразились еще более, чем поначалу в залах. Басилевсы, сидевшие на тронах на небольшом возвышении, теперь поднялись на высоту более роста человеческого, и пришедшие смотрели на них снизу вверх.

– Вознеслися! – ахнул молодой Усмарь.

Трон действительно будто парил в воздухе, только ткани, свисавшие с его подножия, едва колыхались.

– Не может человек вознестись! – сказал чуть не в полный голос Илья. – Один Господь да святые угодники возносились, да и то не на лавках и престолах!

– Обманы пущают! – подтвердил Сухман. И казалось, сразу потерял всякий интерес к басилевсам.

– Ну, робяты! – сказал молчун и скептик воевода Потык. – Таперя держи ухо востро! Раз они нам глаза обманами застят – торговаться за службу станут люто! Не давайтесь в обман-то!

Но никакой торговли не было. Василий II сказал написанную логографом речь, и воеводы явно слышали, как кто-то подсказывал императору слова, потому что военачальник он редкостный, умелый, а даром слова – обделен. Говорил плохо и неумело, будто и не басилевс природный, а мужик деревенский.

Воевод повели в соседний зал, угостили всяким яством и каждому подарили серебряное блюдо, с которого он ел, и кубок, из коего пил.