Борис Алмазов - Илья Муромец. Святой богатырь

Шли воины, оставившие мечи и доспехи и в Корсуни, и в лагере киевском; шли военачальники и люди знатные. Шли горожане корсунские и дружинники киевские, как народ единый.

Несколько печенегов, на дальних подступах подходившие к окрестностям Корсуни, спрашивали у местных греков:

– Что это было в Корсуни?

– Русь крестилась киевская! – отвечали те.

И пошла весть по городам и весям, по кочевьям степным – ближним и дальним, по странам чужим:

– В Корсуни князь киевский крестился и вся русь – дружина его. Наречен же князь именем Василий, что означает «царь».

Навстречу процессии, от кораблей, шла другая группа нарядных и торжественных людей. Шла со свитою царевны Анны.

Не доходя друг до друга, обе толпы остановились.

Князь, шедший впереди, напрягая еще болевшие и видевшие, как сквозь пелену, глаза свои, внимательно смотрел на византийскую принцессу, шедшую в окружении придворных дам и знатных рыцарей.

Она была наряжена в тяжелый, затканный золотом и усыпанный каменьями голубой наряд, поверх которого был наброшен белый шелковый корзун. Сияла золотая диадема на убранной в золотую сетку голове.

Весь день был наполнен счастьем возвращенного зрения, пением греческого хора, каждением и молитвами, говорившими о самом главном, о том, что таилось у князя в душе, чего хотелось ему все эти годы, но казалось ускользающим, недоступным. Вечная тоска оттого, что он «рабычич» – человек второго сорта, вечный укор и презрение в глазах Рогнеды, страх в глазах других его жен, бесконечные заговоры и интриги, которые вились вокруг него, канули в прошлое. Кровавые драки, стычки и битвы, шедшие непрерывно всю жизнь его, поля, залитые кровью, реки, перегороженные трупами, и горы трупов у пылающих городов – все это как бы отодвинулось и заслонилось сиянием дня, счастьем ощущения, что все позади, а впереди только счастье, только радость и покой. И залогом того была красавица царевна, что смотрела на него доверчиво и кротко, огромными карими глазами.

Князь почувствовал, что щеки его мокры. Невольно он утер лицо и лоб рукавом широкого своего платья, затканного драгоценными камнями и сшитого из дорогих тканей искусными греческими портными в Корсуни.

Отроки, несшие, по византийскому обычаю, опахала-рипиды, и воеводы в алых, синих, зеленых бархатных плащах, и священники в сияющих ризах, и сам князь в золотом обруче на густых темно-русых кудрях отразились в глазах гречанки. Вид князя во славе запечатлелся в ее памяти на всю жизнь. Ее встречали, как надлежит встречать царевну-невесту!

Все стало на уготовленное обычаем и обрядом место. Когда же грянул тысячеголосый искуснейший хор приветственную песнь-молитву, Анна поняла, что все в ее жизни не случайно и она вступает, по избранию Божию, во владение державой новой, державой православной об руку с богоданным ей супругом – князем киевским, князем Владимиром…

Ни о каком выкупе, ни о каком грабеже не могло быть и речи. Град Корсунь был нетронутым возвращен Византии, и если бы у кого-то возник вопрос, кто победил – в эти дни крещения князя и его венчания с Анной, – он вызвал бы удивление, будто и войны не было. Летописец же записал: град Корсунь отдан в вено за невесту князя.

Возвращавшееся из грабительского поначалу похода на Корсунь киевское войско скорее напоминало крестный ход, нежели возвращение дружины с войны.

Аланы-ясы, печенеги, мадьяры степные отовсюду съезжались посмотреть на невиданное зрелище. По черноморской степи, сохраняя боевой порядок, двигалась конница, шли пешие отряды, но вместе с ними шли монахи, шли священники. Рядом с бунчуками и знаменами полковыми плыли хоругви. В обозе везли не добычу но утварь церковную, везли книги. Монахи пели. Красивое, никогда не слышанное в степи пение поднимало дух войска, которое двигалось в каком-то странном молитвенном напряжении.

Илья думал, что не случайно ни одной привычной для такого перехода стычки с конными кочевниками не было. Никто не отстал в пути, никто не упал от солнечного удара, хотя двигались по самой июльской жаре. Все колодцы были чисты и полны водой. Неожиданно проливались теплые дожди, и даже грохотали грозы, но все было не страшно и не опасно, точно Господь показывал новообращенным христианам всю красоту мира сего.

– Идем беспечально, аж страшно делается! – сказал Добрыня Илье.

– Господь ведет, – уверенно ответил Илья.

Но службу несли ревностно. Разъезды конные высылали во все стороны прилежно, потому что никогда не шел по степи такой караван, как нынче. В сердце его, защищаемая со всех сторон плотными рядами воинов, ехала повенчанная чета: князь и княгиня Анна.