Николай Задонский - Жизнь Муравьева

А после Отечественной войны Николай Муравьев вместе с братом Александром и Иваном Бурцовым организует знаменитую Священную артель, явившуюся колыбелью тайного общества – Союза Спасения. Но в конце 1816 года Николай Муравьев в силу неблагоприятных для него семейных происшествий уезжает с Ермоловым на Кавказ. «Исследователь имеет все основания предположить, – заметила М.В.Нечкина, – что, не будь этих происшествий и вынужденного отъезда на Кавказ, в Союзе Спасения одним членом было бы больше: так явственен в этот момент вольнодумный облик члена Священной артели Николая Муравьева» {23}.

Пробудившийся в связи с такими сведениями вполне понятный интерес к Н.Н.Муравьеву заставил меня навести справки о дальнейшей его жизни и деятельности в центральных архивах и библиотеках, и я выяснил следующее. Биографии Н.Н.Муравьева не существует. Помещенные в дореволюционных журналах высказывания и воспоминания о нем отличаются крайней разноречивостью и субъективностью оценок. В советское время никто из историков и исследователей, кроме М. В. Нечкиной, жизнью и деятельностью Н.Н.Муравьева не занимался.

И далее я узнал, что Н.Н.Муравьев более полувека с редким постоянством делал дневниковые записи, а в последние годы, живя в Скорнякове, занимался их обработкой, но напечатанными «Записки» свои при жизни не увидел. После смерти его в 1866 году дочь Александра Николаевна Соколова передала «Записки» отца издателю «Русского архива» П.И.Бартеневу, который получил дозволение на их публикацию лишь в 1885 году. При соответствующей обработке и редакторской правке «Записки» печатались в «Русском архиве» частями в продолжение 1885 – 1895 гг., а затем публикация была прервана. Неопубликованные части хранятся в Центральном Государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА), там же находятся служебная переписка Н.Н.Муравьева и письма к нему А.П.Ермолова (до конца жизни они были в самых близких отношениях). А черновые рукописи опубликованных «Записок» хранятся в отделе письменных источников Государственного Исторического музея в Москве (ОПИ ГИМ). Кроме того, документальные материалы о Муравьеве имеются в воронежском архиве и некоторых других архивохранилищах.

Мне не первый раз приходилось иметь дело с архивными материалами, и я видел, что новая работа потребует много сил, времени, но есть ли смысл тратить их?

Один из молодых историков, с которым я попробовал побеседовать о Муравьеве, отозвался весьма скептически:

– Чем вас этот Муравьев привлекает? Ну, положим, грешил он в молодости либерализмом и знал некоторых декабристов, а дальше что? Ведь он в конце жизни стал наместником Кавказа, стало быть, состоял в числе царских любимцев, иначе не попал бы на столь высокий пост. Разве не так?

Одно время и мне в голову такая мысль приходила, но существовали и некие доводы за то, чтобы отвергнуть ее. В воронежском архиве мне попалась копия служебного формуляра Н.Н.Муравьева, из которого явствовало, что он дважды по каким-то причинам подвергался удалению с военной службы, пробыв в общей сложности под опалой свыше двадцати лет в Скорнякове, а главное, весьма странной мне показалась запись в формуляре о том, что Н.Н.Муравьев в один и тот же день, 29 ноября 1854 года, был неожиданно произведен в генерал-адъютанты, назначен главнокомандующим кавказских войск и наместником. {24}Что-то загадочное заключалось в столь необычном и поспешном производстве. Каким образом и почему оно произошло?

Я решил прежде всего найти ответ на этот вопрос. И принялся за чтение в ЦГВИА двух больших томов рукописных неизданных «Записок» Н.Н.Муравьева, отражавших пятидесятые и шестидесятые годы прошлого века. И тут, во-первых, сразу стало понятно, почему эти части «Записок» царская цензура к печати не дозволила. В них содержались такие резкие характеристики императоров Николая I и Александра II, такая критическая оценка самодержавия, ничтожных правителей и сановников, что о публикации их нечего было и думать. И во-вторых, я узнал, чем вызывалось решение императора Николая, знавшего о тесных связях Н.Н.Муравьева с декабристами, назначить его наместником на Кавказе и каковы были действительные отношения между ними.

«Не милостью царской было мне вверено управление Кавказом, а к тому государь был побужден всеобщим разрушением, там водворившимся от правления предместника моего, – записал сам Муравьев 4 января 1855 года в Москве перед отправлением на Кавказ. – Находясь в столице близ государя и первенствующих лиц, видел ничтожность многих. Еще раз убедился в общем упадке духа в высшем кругу правления, в слабости, ничтожестве правящих. Я видел своими глазами то состояние разрушения, в которое приведены нравственные и материальные силы России тридцатилетним безрассудным царствованием человека необразованного, хотя, может быть, от природы и не без дарований, надменного, слабого, робкого, вместе с тем мстительного и преданного всего более удовлетворению своих страстей, наконец, достигшего как в своем царстве, так и за границею высшей степени неуважения, скажу, презрения, и опирающегося, еще без сознательности, на священную якобы преданность народа русского духовному обладателю своему, – сила, которой он не разумеет и готов пользоваться для себя лично в уверенности, что безусловная преданность сия относится к лицу его, нисколько не заботясь о разрушаемом им государстве» {25}.