Но в октябре произошел инцидент с лорчей «Арроу», ставший известным во всем мире, и сейчас уже не до Приморья и не до открытий на берегах Сибири. При всем военном бессилье, Китай всегда останется опасным противником, и спокойной может оставаться около него лишь такая страна, которая сохранит многолюдье, подобное Китаю, и разовьет в своем народе практицизм, подобный китайскому.
К войне с Китаем шло давно. Глупо винить лишь англичан за раздувание инцидента с лорчей «Арроу». Китайцы сами подали повод и первый знак ненависти в феврале, убив католического миссионера. И уже тогда были посланы в Париж и Лондон просьбы о присылке в китайские моря героев Редана и Малахова.
Адмиралу понравился залив из двух уходящих в горы бухт, соединенных узким глубоководным проливом. Сравнительно небольшие бухты. Сначала входишь с моря в одну, а потом оказывается, что между холмов в лесах скрывается другая. Решили, что это лучшая гавань на побережье Приморья. Ее-то и назвали порт Сеймур. Но смеем ли мы ввязываться в войну, подобную Севастопольской? Даже могущественная колониальная держава ради своего будущего и большой политики должна уметь уступать. При всем умении и быстроте, с каким совершена опись Приморья, нанесены на карту роскошные архипелаги принца Альберта и императрицы Евгении, заливы Виктории и Наполеона III, все это вряд ли поведет к чему-то решающему. Вряд ли там будет колония в климате, напоминающем родную и милую европейскую природу. Но с гораздо большей роскошью растительного мира.
Русским помогли жертвы, которые приносят сейчас китайцы под потоками наших бомб и ядер. Китайцы, кажется, нелепо жертвуя, защищают невольно их интересы, отвлекая нас. Известно, что в Китае выражалось чувство глубокой благодарности Муравьеву после того, как произошла битва на Камчатке.
Сеймур – воин, видел кровь, бывал в боях. Он продиктует свои условия кантонскому вице-королю, маршалу Е. Он, сидя в храме за столом, беспощадным взглядом укажет прибывшей с повинной китайской делегации место и ее униженное положение. Дело есть дело.
Но Сеймуру в глубине души не очень-то нравится после Свеаборга, Севастополя и Кронштадта сражение хорошего современного флота против беззащитного города, где детей и женщин в десятки раз больше, чем солдат и в десятки тысяч раз больше, чем палачей и мандаринов.
Но не только англичане повинны в ужасных зверствах. Чарльз Эллиот прав, когда утверждает, что мандарины, избегая боя и спасая себя и свою политическую опору в лице единственно надежных маньчжурских войск, уходят, а под пули, бомбы с наших кораблей и под штыки озверевших и теряющих человеческий облик героев Севастополя ставят невинное, мирное население с женщинами и детьми, не имеющее никакого отношения к политике маньчжур и проклинающее их иго.
Глава 40
ПРОЩАНИЕ С МАКАО
Я люблю остатки красоты больше, чем саму красоту...
О. Роден
Решено не идти в Гонконг. Зайти нейтральному судну в порт воюющей державы не возбраняется, но все же лучше подальше от них. Да и при встрече с Никольсеном, как еще надеется капитан корвета «Оливуца» Воин Андреевич Римский-Корсаков, если решаться на скандал и ломку карьеры, свободней будешь себя чувствовать.
Все же надо признаться, что без ремонта в Гонконге или Вампоа перед дальним плаванием не обойдешься. Но, кроме того, дел тысяча, деньги надо в банке получать и деньги надо уплатить поверенным Харриса, в контору Армстронга и Лоуренса.
Посьет решает при первой возможности срочно отправляться с почтовым пароходом в Европу. Плавание на «Оливуце» для него заканчивается. Он должен будет в Макао «подготовить почву» для приезда в будущем году нашего посланника Евфимия Васильевича Путятина, которого назначают, по всем признакам, уполномоченным в Китай для ведения переговоров обо всех делах, в том числе и о границе. Если весной китайцы не пропустят из Иркутска через Монголию в Пекин, то придется ему плыть.
Теперь у Муравьева в Николаевске-на-Амуре есть превосходный пароход «Америка», купленный, точнее заказанный, Казакевичем в Штатах и пришедший в его распоряжение. Петр Васильевич Казакевич, возвратившись из Америки, назначен губернатором Амурского края в Николаевск, где ему придется продолжать все дела, начатые с американцами в их стране, и полученными от них судами распоряжаться и командовать эскадрой.
Пароход «Америка» хорош, машина новая и сильная. При ней нанятые в Штатах два механика-американца, хотя и не гарантия все это! Харрис рассказывал Посьету, какие безобразия в американском флоте, как машины плохи. Он сам плыл в Сиам на американском винтовом пароходе «Сан Яцинто». Уверял, что это первый винтовой пароход, как он называет: с «пропеллером», то есть с винтом, для плаваний через океан, построенный в Америке. И что он первый, кто на такой новинке проплыл Атлантический, Индийский океаны, Китайское и другие моря. А наша «Америка» колесное судно и сошла со стапелей раньше, чем «Сан Яцинто». Но дело не в том, кто первый на заокеанских доках заказал новинку. А в том, что Харрис ругается, вспоминая, что за проклятая машина у этого «Сан Яцинто», сколько раз она ломалась. И в Сиаме, и в Китае. И в Японию опоздали. Все время ее чинили и дошли под парусами. А исправляли ее не в Гонконге, а в Китае, в Вампоа – глубоководном порту Кантона, где, видно, хорош док. Что же нам все свое бранить, будто мы машины делать не умеем. «Аргунь», построенная в Забайкалье, не может в большую воду выгрести против течения в верховья Амура. А у «Надежды» машина испортилась, и мы вели ее как бурлаки, с лямками шли по берегу, затягивая «Дубинушку», чтобы не стосковаться. Машина есть машина! Зачем же самих себя унижать, будто ничего не умеем. Надо будет – и проведем железную дорогу через всю Сибирь!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу