Кристиан Жак - Сын света

— Какое неистовство, мой царевич!

— Исет? Почему ты крадешься?

— Разве ты забыл наш уговор? Скромность прежде всего.

Она обвила руками шею своего возлюбленного, который уже весь напрягся от желания.

— Ну же, милый, что ты медлишь?

— Ты сделала свой выбор?

— Мое присутствие здесь не дает ли тебе исчерпывающий ответ?

— Ты еще увидишь Шенара?

— Замолчишь ты, наконец!

На ней была широкая накидка, наброшенная на голое тело. Забывшись, она отдалась ласкам мужчины, в которого была безумно влюблена, до такой степени, что забыла о своих планах стать супругой будущего правителя Египта. Такая страсть объяснялась не только красотой Рамзеса. Юный царевич обладал внутренней силой, в которой он сам себе не отдавал отчета, силой, которая пленяла красавицу до такой степени, что она уже не могла думать больше ни о ком. Как он воспользуется этим качеством? Станет ли он разрушителем? Шенар был близок к власти, но каким старым и скучным он казался! Красавица Исет слишком любила страсть и юность, чтобы успокоиться раньше времени.

Заря застала их в объятиях друг друга; с необычайной нежностью Рамзес ласкал волосы своей возлюбленной.

— Говорят, ты убил человека на охоте.

— Он хотел меня уничтожить.

— Зачем?

— Месть.

— Он знал, что ты сын царя?

— Конечно, знал, но возница, который сопровождал меня, щедро ему заплатил.

Встревоженная, красавица Исет поднялась на локте.

— Его задержали?

— Нет еще, я подал жалобу, его ищут.

— А если…

— Заговор? Шенар все отрицал. Мне показалось, что он говорил искренне.

— Будь осторожен. Он хитер и коварен.

— Полностью ли ты уверена в своем выборе?

Она поцеловала его пронзительно, как жгучие лучи восходящего солнца.

Кабинет Амени был пуст; он даже не оставил записки, объясняющей отсутствие. Рамзес подумал, что его секретарь просто не устоял перед возможностью раскрыть загадку испорченных чернильных палочек; упрямый и педантичный, он не терпел подобного попустительства и без устали доискивался правды, добиваясь наказания виновного. Бесполезно было пытаться умерить его рвение; несмотря на свое хрупкое сложение, Амени был способен развить удивительную активность, чтобы добиться цели.

Рамзес отправился к главе отряда дознания, отвечавшему за ход расследования, которое, к сожалению, не давало никаких результатов: мрачный возница пропал, силы порядка до сих пор не напали на какой-либо серьезный след. Царевич не мог сдержать своего возмущения, хотя высокопоставленный сановник и обещал ему взяться за дело с удвоенным рвением.

Раздосадованный, Рамзес решил сам расследовать это дело. Он пришел на конный двор Мемфиса, где располагались многочисленные колесницы, предназначенные для военных действий и для охоты, за которыми требовался постоянный уход. Занимая пост царского писаря, он мог потребовать встречи с чиновником, занимающим пост, равный его званию, который отвечал за состояние повозок. Желая знать, принадлежала ли к этому ведомству повозка сбежавшего, он описал ее в мельчайших подробностях.

Чиновник направил его к некоему Бакену, смотрителю конюшен.

Бакену на вид было лет двадцать, это был человек крепкого телосложения с грубыми чертами и квадратным подбородком, заросшим короткой щетиной; бицепсы его были охвачены двумя бронзовыми обручами. Смотритель хорошо знал свое дело, он осматривал серого скакуна, слишком молодого, чтобы ставить его в упряжку, и выговаривал вознице за жестокое обращение с животным. Низким хриплым голосом он словно вколачивал слова проповеди в голову подопечного.

Когда провинившийся удалился, Бакен погладил коня, который благодарно косил на него глазом.

Юноша обратился к смотрителю:

— Я — царевич Рамзес.

— Тем лучше для тебя.

— Мне нужно кое-что узнать.

— Обратись в службу охраны.

— Ты один можешь мне помочь.

— Да неужели?

— Я ищу одного возницу.

— Я занимаюсь только лошадьми и колесницами.

— Этот человек — сбежавший преступник.

— Это меня не касается.

— Ты хочешь, чтобы он безнаказанно скрылся?

Бакен гневно взглянул на Рамзеса:

— Не хочешь ли ты обвинить меня в пособничестве? Царевич ты или нет, тебе лучше уйти отсюда!

— Не надейся, что я стану тебя умолять.

Бакен рассмеялся.

— Ты еще здесь?

— Ты что-то знаешь и ты скажешь мне это.

— С чего это ты так решил?

Послышалось ржание; Бакен, встревоженный, кинулся к великолепному скакуну темно-коричневой масти, который бешеными рывками пытался освободиться от веревки, которой он был привязан.