Лев Дугин - Северная столица

– Недавно еду я на извозчике, – желчно говорил Николай Тургенев, расхаживая по комнате и постукивая палкой. – И узнаю, что этот извозчик принадлежит графу Петру Разумовскому. Прибыл из деревни, из Тамбовского уезда, им увеличен оброк… А сам граф Разумовский веселится, в клубе играет в карты, и я часто вижу эту глупую и безобразную образину на набережной и на бульварах: он гуляет, чтобы с большей жадностью есть и лучше спать… И у Альбрехта крестьяне работают на винокурне – беспрестанно и тяжко работают, а живут в бедности…

– Ты преувеличиваешь, ты все это в слишком мрачном свете видишь, – поспешно сказал старший брат.

Но Николай Иванович остановился перед ним и сказал требовательно:

– Нужно ехать в наше поместье, нужно узнать, нет ли злоупотреблений…

– Помилуй, – взмолился Александр Иванович. – Да зачем же ехать? Мы знаем: злоупотреблений нету…

– Нет уж, братец, милостивый государь, Александр Иванович! Своими глазами не увижу – спокоен не буду!.. – вскричал Николай Иванович.

– Ну хорошо, хорошо, – поспешно согласился старший брат.

Николай Тургенев снова принялся выхаживать по комнате, постукивая палкой.

– Состояние нашей администрации, положение дел в государстве – ужасные. Невежество, эгоизм – всюду и во всем. И нет истинного патриотизма: все хлопочут, все ищут – но лишь для себя. Над законом, над порядками, над нравственностью – смеются, Государственный совет вызывает презрение…

– Ты не должен, Николаша, так резко высказываться, – огорченно возразил Александр Тургенев. – Тебе нужна осторожность, людскость, иначе будут наветы – и быть беде!..

– Я иногда жалею, что вернулся в Россию! – Николай Иванович с силой стукнул палкой. – Не могу привыкнуть, не могу спокойно смотреть на вещи, которых и в аду не хотел бы видеть! Я люблю, я уважаю русский народ, но он в рабстве и унижении. Если придется сойти с ума – на этом пункте я помешаюсь…

– Ты пожил в Европе, но не знаешь России, – пытался его успокоить старший брат. – Ты начитался Монтескье… Однако мы еще не Европа.

Заговорили о Монтескье. Но Монтескье недаром восхвалял великого преобразователя, русского царя Петра!

– Что за гигантская фигура – Петр! – воскликнул Пушкин. Личность Петра поражала его воображение. В новой России – все от Петра! Петр походил на тех мифических гигантов, которым под силу держать землю и подпирать небесный свод.

– Петр пустил нас плыть к земле образованности! – ожесточенно говорил Николай Иванович. – Направил нас на общий с Европой путь – и прекрасно! – Нервный тик передернул тонкое его лицо. – И прекрасно! – повторил он и стукнул палкой. – Мы стали европейцами, мы останемся европейцами, и никакая сила не обратит нас вспять на путь к варварству…

– Петр даже столицу основал новую, чтобы ознаменовать новый путь, – вторил ему Пушкин. – Ушел из Московского Кремля, там ему было тесно, там – старина и предрассудки… Но если бы не Петр – был бы у России самобытный путь? Мог ли ждать Россию еще иной путь?

– Со всякого другого пути Петр навсегда исторг нас. Ну да, может быть, теперь мы следуем искусственным путем. Потому что мы чувствуем: другим странам их путь понятен, естествен, а России – труден, мучителен. Петр толкнул нас к образованности, а мы – не хотим, мы рады свернуть, нас нужно подгонять, и уж упаси боже нам свободы, естественные для всякого цивилизованного общества. Что делать? Давайте двигаться хоть и по искусственному пути, но только вперед, а не назад!

– Не так все страшно, – примирительно сказал Александр Иванович. – Слава богу, и у нас в науке и в литературе успехи. И мы идем европейским путем…

– Институции, новые институции нам нужны! – резко возразил Николай Тургенев. – Если хотите плода – нужно насаждать. Береза не принесет апельсинов, а для апельсинов нужно и апельсиновое дерево. Самодержавное правление так несогласно со счастьем гражданским, что и никакие качества государей здесь недействительны… Как вы не понимаете этого, милостивый государь, братец?

– Порадуй мое родительское сердце, – почти умоляюще сказал Александр Тургенев. – Ты благороден, ты необыкновенен, но нельзя так обо всем судить… Будь же благоразумен!..

Бледность на лице Николая Тургенева еще усилилась.

– Вы так рассуждаете, братец, милостивый государь, Александр Иванович, как в «Сыне отечества» рассуждают о благоразумной свободе…

И опять заговорил о «Духе законов» Монтескье. Есть три образа правления: республиканский, монархический и деспотический. Преимущества республиканского очевидны: оно основано на законах. А деспот правит вне всяких законов!..