Валентин Пикуль - Битва железных канцлеров

Монолог предназначался Тютчеву, лежавшему на старенькой кушетке под огромным букетом первой весенней сирени.

– Судя по вашему брюзжанию, – сказал он, – отношения с Англией снова натянуты, как тетива лука.

– Господи, да когда они были хорошими? Наши купцы, ездившие с караванами ситцев в Коканд, рассказывали, что видели в пустыне войска, снабженные лучшим оружием Европы, а подозрительные офицеры командовали на… английском языке! Лондон умудрился создать очаг напряжения под самым нашим боком…

Тютчев, закрыв глаза, тихо произнес:

– Как я им завидую…

– Кому, Федор Иваныч?

– Нашим солдатам, что шагают сейчас на Хиву.

– Там вода делится на караты, как бриллианты… там жарища такая, что люди падают замертво… там…

– Все равно завидую, – прошептал Тютчев.

Слабеющей рукою он надписал Горчакову в подарок майский выпуск журнала «Русский архив», где напечатали его статью о цензурном засилии в России.

– Шестнадцать лет назад, вы помните, мы вместе сражались за раскрепощение русской мысли. Увы, с тех пор ничто не изменилось. Самая бесплодная вещь на этом свете – добиваться правды! Теперь все кончено… Для меня нет надежды на воскресение, и потому завидую даже солдатским мукам в пустыне.

Уходя, Горчаков спросил Эрнестину Федоровну:

– А что говорят врачи?

– Говорят об экссудации мозговых артерий. Федор Иванович всю жизнь провел в страшном напряжении. Мыслить для него – это жить, и когда в тот вечер его подняли на улице сердобольные прохожие и привели домой, он первым делом проверил свой разум. И обрадовался, что мозг еще служит ему…

На улице Горчаков отпустил карету, пешком добрел до Певческого моста. В пустом кабинете сидел барон Жомини.

– Бог мой, – сказал канцлер, – вокруг меня все шире пустота. Вот и Тютчев… ведь он намного моложе меня! А из лицеистов остались лишь трое: я, граф Корф да еще калека Комовский. А из второго выпуска Лицея все давно под травой…

С озлоблением он зашвырнул в угол цилиндр.

– Какие новости о марше на Хиву?

– Солдаты идут, – ответил Жомини кратко.

– О, верно! Если бог дал ноги, так и топай на Хиву, давя скорпионов… Я устал, барон. Буду честен до конца: не столько устал, сколько состарился. Закон природы… она мудра! Пора и под траву…

Англия много лет бушевала, посылая громы и молнии на Петербург, но получалось как в басне Крылова: «…а Васька слушает да ест»! Ташкент уже сделался столицею Туркестанского края, в цветущей долине Зеравшана русские войска разбили полчища бухарского сатрапа и вступили в Самарканд, где в гробнице лежал сам Тамерлан. Россия вышла на каспийские берега Красноводского залива, в глубь туркменских пустынь протянулась жидкая ниточка рельсов. Англичане оторвали от Китая громадную область Кашгарии, вооружили ее и направили против России. Поднявшись на кручи Тянь-Шаня, русский солдат разбил армию кульджинских владык и вернул Кашгарию под власть Пекина. И не было таких неприступных стен, которые не преодолели бы русские солдаты, не было таких прочных ворот, которых бы не развалила русская артиллерия. На полях битв все чаще находили мертвецов в бухарских халатах и в чалмах, но с лицами бледными и тонкими – это были англичане, тайные агенты и военные советники королевы Виктории. Колонизаторам, стремившимся отринуть русских под кордоны Оренбурга, русская армия противопоставила свой натиск, свою силу, свою ярость – и она уже выходила к подножиям голубеющих гор Афганистана…

Горчакова в обществе частенько спрашивали:

– Скажите, светлейший, будет ли война?

– С кем?

– Ну, конечно же, с Англией.

– Я об этом ничего не знаю, – отвечал канцлер.

– Но ведь в газетах-то пишут…

– А я ведь не редактор газет, мадам! У меня совсем иные обязанности: сделать так, чтобы Россия избежала войны.

Горчаков отчасти уже нейтрализовал Уайтхолл заверением, что Россия считает Афганистан вне сферы русских влияний. И он очень не любил напоминаний о силе британского флота:

– Каракумов броненосцами не завоевать.

Недоступным оставалось Хивинское ханство! Безводные пустыни, страшная жара летом и морозы зимою берегли хищников-ханов, столетьями живших трудом невольников. Дипломатия, даже изощренная, тут не помогала. В ответ на протесты Горчакова хан высылал на Орский тракт новые орды разбойников, и в гаремах Хивы появлялись русские женщины, казачат оренбургских станиц безжалостно скопили для роли евнухов, пленным солдатам выкалывали глаза, впрягали, как волов, в плуги.