Василий Ян: Юность полководца

Андреаш посмотрел направо, потом налево, на четырех дзядов. Из них один уже заснул, склонившись взлохмаченной головой на положенные на стол руки. Трое остальных обнимали Яшу Полочанина и Гаврилу Олексича и клялись им в вечной дружбе:

– Вы не посмотрели на бедность нашу, не побрезговали дзядами! Как нам после этого не любить вас! – И они вытирали рукавами глаза.

Андреаш, наклонившись к Александру, стал ему шептать:

– Святейший отец наш и покровитель папа римский крайне встревожен мыслью, не захочет ли Бату-хан, передохнувши, опять ворваться в наши земли. Сейчас он откатился обратно в свои степи и, наверно, готовит новый набег. Что ты думаешь об этом азиатском завоевателе?

– О ком? О Бату-хане?

– Да, да! О владыке татар!

– А что я могу о нем думать? Наверное, то же, что и ты.

– Сильный ли это враг? Можно ли ему противиться? И удастся ли разгромить его?

– Когда нужно родину защищать, мы не думаем, можно ли или нельзя. Мы знаем только одно: мы должны встать на защиту нашей земли, наших домов, пашен, детей и жен. Мы бросаемся в битву, хотя бы нам грозила верная смерть. А разве можно думать по-иному?

– Какие красивые, благородные слова! – воскликнул Андреаш. – Мой святейший благодетель высоко ценит тебя, твою доблесть. Он послал меня к тебе с очень важным поручением. Могу ли я сейчас откровенно говорить, или мы отложим беседу до другого дня?

– Говори, говори, достопочтенный Андреаш! Гости пока занялись медом и нас не слушают.

Андреаш придвинулся ближе к Александру и заговорил шепотом:

– Его святейшество очень опасается вторичного вторжения татар в наши христианские земли. Я слышал самолично его слова: «Настало время скорбное, давно не виденное. Народам христианским грозит гибель от хищных, диких язычников. Они могут опять ворваться и поочередно разгромить все христианские королевства. Поэтому нужно объединиться и создать «союз народов». И святейший папа решил объявить новый крестовый поход, воедино собрав войска всех христианских народов, – без этого немыслима победа над звероподобными татарами.

– Гаврила Олексич! – позвал князь. – Садись к нам. Здесь занятные речи говорятся.

Гаврила Олексич пересел на скамью рядом с Александром, а все дзяды, занятые медом, затянули какую-то былину о славных, давно прошедших временах и стучали чарками.

Андреаш продолжал:

– Хранитель престола Всевышнего посылает тебе свое пастырское благословение на великий святой подвиг и предоставляет право первому начать крестовый поход против татар. Он обещает поддержать тебя и все русские войска своими святыми молитвами и помощью всех других королей: и ляшского, и мадьярского, и чешского, и герцога Силезского, и магистра Ливонского, и короля Французского, праведного Людовика Девятого.

Александр, задумчиво смотря в сторону, как будто не слышал Андреаша. А Гаврила Олексич, зажмурив глаза, заговорил необычайно сладким, умильным голосом:

– А как святой папа римский мыслит: будет ли князь Александр возглавлять поход крестовый? Будет ли он главным полководцем? Станут ли его приказу подчиняться все короли, герцоги и магистры, или же святой отец хочет, чтобы князь Александр Ярославич стал застрельщиком, задирой, который раздразнит татарского зверя, выманит его из берлоги и примет на себя первый, самый сильный удар, пока остальные властители и сам папа будут молиться и гадать, долго ли смогут бороться два им одинаково ненавистных могучих народа и скоро ли они пожрут друг друга? А когда мы ослабеем во взаимной резне, то не явятся ли немецкие и латынские войска и не захватят ли наши русские, залитые кровью, обезлюдевшие земли?

Андреаш, стараясь показать крайнее возмущение, стал горячо возражать и даже вскочил.

– Как ты мог помыслить так дурно о святейшем папе, наместнике Христа на земле! Конечно, ты, князь Александр, будешь участвовать в этом великом крестовом походе на татар не только как равный, но как первый среди других королей. Так и решил святейший наместник Христа и благословляет тебя золотой короной в знак того, что ты не останешься больше просто князем, а будешь объявлен полновластным королем над всеми землями русскими. Его святейшество доверил мне поднести тебе эту корону, которая засияет, как солнце, на голове первого русского короля… Отец Доминик, – обратился Андреаш к самому старому из дзядов, – передай мне тот короб, что ты нес.

Седовласый дзяд, только что распевавший песни и казавшийся совершенно захмелевшим, сразу отрезвел. Он достал из своей потрепанной сумы круглую лубяную коробку. Твердыми шагами он подошел к Андреашу и с низким поклоном передал ее. Андреаш распутал ремешки, которыми была перевязана коробка, и снял крышку. Внутри находилось что-то завернутое в темно-лиловую шелковую ткань. Перекрестившись и шепча молитвы, Андреаш развернул ткань и с торжествующим видом достал золотую корону. Она была искусно сделана из золотых листьев и веток, образовавших густую сетку, и нескольких медальонов с изображениями святых.