Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов

А во дворе ханского дворца шли приготовления к казни. Ковгоршад прильнула лицом к окну. Внизу толпился народ. Казнь затягивалась. Солнце стояло высоко и палило нещадно. Палачи о длинные кожаные ремни правили узкие сабли. Среди обреченных бике рассмотрела и Махмуда. Он держался спокойно и, казалось, не страшился близкой смерти.

Ковгоршад застонала от боли:

— Они хотят расправиться со мной, казнив Махмуда.

Он рос при дворце Ковгоршад, находился в услужении у хана и был одним из немногих доверенных лиц бике. Но прошел не один год, прежде чем немолодая уже госпожа обратила внимание на робкого подростка. Он опускал свои большие карие глаза, когда Ковгоршад останавливала его посреди двора, и отвечал застенчиво:

— Слушаю, бике.

Только много позже она поняла, что за внешней робостью прятался далеко не юноша. А любовь его к Ковгоршад была так же горяча, как пар из кипящего казана.

Через час, по ленивому движению руки Сафа-Гирея, палачи рубили головы казанским эмирам, которые тут же насаживали на колья и показывали собравшейся толпе.

Махмуда казнили последним. Палач, словно раздумывая, закрыл глаза и помолился Аллаху. Вороненая сталь заиграла на солнце тонкими бликами. А потом палач с размаху опустил клинок…

Ковгоршад закрыла ладонями глаза.

— Не прощу! — Из ее груди вырвался стон. — Не прощу!

В одну из глухих ночей сторонники Ковгоршад собрались в ее дворце. Первой решила высказаться сама бике.

— Сафа-Гирей не простил своего прежнего изгнания и мстит за это казанцам. Из Крыма он призвал родственников, которых возвысил над нами. Они бесчинствуют и грабят наш народ. Он считает Казань своим улусом. Его действия не угодны Аллаху. Он должен заплатить за смерть казанцев!

Мурзы одобрительно кивали. Бике права во всем. Слишком часто в Казани льется кровь безвинных. Хан чересчур дерзок. Он не признает над собой суда и вольно распоряжается судьбами и даже жизнями эмиров. А земли убитых сановников хан забирает себе в казну и раздает мурзам из Крыма. Младшие сыновья эмиров по его воле делаются нищими. Нет уверенности в том, что завтра кто-нибудь из присутствующих не отправится вслед за казненными…

— Эти Гиреи ведут себя на земле Казанской так, словно они являются истинными хозяевами ханства! Сегодня они уничтожили наших друзей, завтра уничтожат нас! — страстно продолжала Ковгоршад. — Мы не можем и не должны смириться с засильем Гиреев. Нужно скинуть с себя это ярмо, только тогда мы сможем вздохнуть свободно, только тогда наш народ почувствует облегчение.

— Но что ты предлагаешь, дорогая бике? — спросил эмир Чура Нарыков.

— Я предлагаю обратиться за помощью к западным соседям, к московскому властелину Ивану.

— Из одной кабалы в другую, уважаемая бике? — произнес Булат Ширин. Потом, подумав, добавил: — Впрочем, у нас просто нет другого выхода, надо просить помощи у урусского хана.

— Я уже написала ему и получила ответ, — сказала Ковгоршад. — В послании он назвал меня своей сестрой и ответил, что сможет помочь и оружием, и войском, если мы сами начнем сгонять Сафа-Гирея с ханства.

— Твоей мудрости, бике, нет предела, — вздохнул Чура Нарыков, — но кто станет на ханство после Сафа-Гирея? Не стало бы еще хуже!

— Пусть же будет на казанском престоле с разрешения московского государя наш бывший хан Шах-Али. А там Аллах подскажет нам, как быть дальше.

Казни действительно продолжались. «Вероотступникам» рубили головы еще целую неделю. Казанцы, устав от крови и страшного зрелища, уже не желали идти к ханскому дворцу, где на кольях, в назидание другим, торчали головы казненных.

Крымский отряд — личное воинство Сафа-Гирея — обходил дома горожан и силой вытаскивал их на площадь. Глашатай забирался на высокий дощатый помост, еще не успевший просохнуть от крови, и выкрикивал волю всемогущего хана:

— Так будет с каждым, кто посмеет пойти против Сафа-Гирея. Казанцы, правоверные, посмотрите вокруг! Нет ли среди вас того, кто возводит крамолу и хулу на великого хана?! Скажите нам, и тем вы поможете делу пророка!

Собравшиеся помалкивали и желали одного — быстрейшего завершения казни, чтобы разойтись по домам и задобрить Аллаха долгой молитвой. А оставшиеся в живых эмиры давали себе клятву, что покинут жестокую Казань.

Под покровом ночи карачи оставляли земли предков и, полагаясь на помощь Всевышнего и расположение великого князя и самодержца всея Руси Ивана Васильевича, ехали в Русское государство.