Петр Дедов - Сказание о Майке Парусе

В это время подоспели Сыромятников, еще несколько мужиков. Маркел вскочил на Вороного. В ушах засвистел ветер, или пули это свистели — не разберешь...

А пушки железно ревели, снаряды вздымали землю, и огненные вспышки рвали синие сумерки наступившего вечера. Казалось, длилось это целую вечность, потом вдруг сразу оборвалось, будто ухнуло в черную пропасть, и в наступившей тишине послышалось дикое гиканье, топот многих копыт по бревенчатому настилу гати.

— Кавалерия! Гусары! — Золоторенко рванулся из рук перевязывавших его рану мужиков, вскочил на ноги. — Огонь! Пли!!

— Нечем стрелять. Кончились патроны! — резко кинул Сыромятников.

— Так порубають же усих! Мост надо подержать... хочь одну хвылыночку. Коня!

Адъютант командира кинулся к оврагу, где спрятано было на крайний критический случай пять оседланных лошадей.

Фома, отбросив державших его мужиков, попытался вскарабкаться в седло, но снова свалился на землю.

— Нельзя тебе! Упадешь — испортишь все. — Сыромятников рванул повод из рук адъютанта, приказал ему: — Бери мужиков, спасай командира. Уходите скорее!.. Кто со мной?! — крикнул окружившим их партизанам.

Добровольцы нашлись, вскочили в седла.

— Иди-кось до мене, — позвал Фома.

Сыромятников наклонился над ним.

— Ты чуешь, шо с тобой буде?

— Чую!

— Возьми мою сабелюку... Дай хочь обниму тебя, комиссар...

— Брось телячьи нежности...

Сшиблись посредине моста. На короткое время заслонили дорогу летящей смерти.

Все пали порубанные. Но за это короткое время многие их товарищи успели уйти в тальники, в болото, — в темноту, под покров ночи...

Вороной пал под ним, как только остановил он его у первого чубыкинского пикета. То летел птицею, екая селезенкой, рвал воздух в бешеном галопе, — ни разу не замедлил хода, не попросил пощады у неутомимого седока, — а когда Маркел натянул поводья — судорожно вздохнул и стал заваливаться на бок.

Подбежали пикетчики, узнали связного.

— Ух ты, какого коняку загнал! Вусмерть...

— Игрушка! Такому цены не было...

— Где командир? Ведите! — сипло крикнул Маркел, не глядя на бьющуюся, с кровавой пеной на губах, лошадь.

Чубыкина нашли в травяном шалаше, спящим.

— Так што, не велено будить, — выпрямился у входа адъютант, Маркеловых лет парнишка. — Тока прикорнули чуток, сутки были на ногах, не спамши...

Маркел молча потеснил его плечом, шагнул в прохладное, уютное нутро шалаша. От усталости подкосились ноги, медленно осел на пол. Чубыкин лежал на охапке сена, с закрытыми глазами.

— Чо нового? Докладай! — приказал он, словно и не спал.

— Плохи дела, Иван Савватеевич...

Чубыкин вскочил, словно подброшенный пружиной:

— Рухтин?! Почему так долго задержался? Я уже трех посыльных к Золоторенко погнал — и ни слуху, ни духу.

— Особых новостей не было...

— Когда оттель?

— Час назад.

— Ты чо, на ероплане? За час — шестьдесят верст с гаком.

— Коня загнал. Золоторенкова Воронка.

— Докладай!

Маркел коротко доложил обстановку.

— Нас тожеть здесь клюют, но пока не дюже, — сказал Чубыкин.

— Скоро в тыл ударят... Уходить надо сей момент. Золоторенко должен продержаться дотемна и тоже двинется на Каратаиху, к переправе через Тартас. Как было раньше условлено.

— На Каратаиху?! — Иван Савватеевич стукнул себя по лбу кулачищем. — Знать, не добрались мои посыльные до Жибары, не упредили... В Каратаихе-то белые уже... У села Минино переправляться будем через Тартас...

Маркел поднялся:

— Надо скакать назад. Попадутся мужики в ловушку.

— Куда тебе... Мотри, паря, лица на тебе нет. Пошлем ишшо кого...

— Посылали ведь уже... Заблудят, не доедут, — так же, как те трое.

— Мотри... Сказывают, парус бури любит?

— А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой, — устало продекламировал Маркел.

Чубыкин сам выбрал лучшего коня, по кличке Зайчик, проводил Майка Паруса за пикеты. Темнота пласталась над землей, выползая из угрюмых недр тайги, а в небе проклюнулись первые звезды.

— Месяц скоро взойдет, светлее будет, — Иван Савватеевич неумело обнял Маркела за плечи, приблизил к себе. — Передай там: молодцы, робятки, всыпали колчакам по заднее число, долго будут помнить. А то прямо как по етим... по бульварам разгуливают по тайге — чуть не с бабами под ручку... А теперяча будем уходить на север, к Межовке. Там нынче будет наша новая партизанская база. Туда подходят отряды из других волостей, туда же бегут мужики, каких побили и потрепали каратели на юге урмана. Поди, научились кое-чему, хоть и кровью далась эта наука. Объединимся силами в Межовке, сгуртуем целу армию — тада не страшны нам колчаки со своими пушками. Мы ить войну тока начинаем, и кончать ее тоже нам... Ну, прощевай пока... Коня не жалей, сынок... Кони ишшо будут... Прощевай, Зайчик...