Александр Чаковский - У нас уже утро

А он медленно пошёл к крыльцу, с трудом отрывая ноги от земли, тяжело поднялся по ступенькам и повернулся лицом к людям.

Увидев десятки обращённых к нему глаз, он немного помолчал, как бы собираясь с мыслями, и вдруг сказал громким и хриплым голосом:

– Это… я сеть у него обрезал.

Весельчаков ничком лежал на нарах. День был в разгаре, рыбаки ушли в море, на пирсе кипела работа, а он лежал, вдавив лицо в грязную, без наволочки, подушку.

Он старался ни о чём не думать, но в ушах его так же громко, как и два часа назад, звучали негодующие выкрики рыбаков, требовавших его изгнания с Сахалина, немедленного суда, ареста…

Весельчаков глубже вдавил голову в подушку, чтобы только не слышать этих голосов. Так он лежал полчаса, час, два часа… В коридоре послышались шаги… Они приближались. Вот кто-то уже взялся за дверную ручку. Ну, конечно, это пришли за ним…

Но теперь Весельчаков уже не испытывал страха. Ему даже хотелось, чтобы за ним поскорее пришли, взяли его, увели. Это избавило бы его от необходимости выйти на пирс, встречаться с людьми, смотреть им в глаза…

Дверь отворилась, и кто-то вошёл. Весельчаков по-прежнему лежал ничком. Вошедший приблизился к койке. Тогда Весельчаков рывком поднял голову и увидел, что перед ним стоит его сын Дмитрий.

– Ты… проститься пришёл? – почему-то шёпотом спросил Весельчаков.

Дмитрий молчал.

– Слушай, Димка, – так же тихо продолжал Весельчаков, впервые называя сына его детским именем. – Если бы я не сказал, засудили бы Антонова…

– Никто бы его не засудил, – спокойно возразил Дмитрий, – о том, что ты сделал, было известно заранее. Вся твоя команда подала заявление.

У Весельчакова перехватило горло.

– Они же вместе со мной… – прохрипел он.

– А потом совесть заговорила. Пыжов им доказал.

– Зачем же этот… Нырков?…

– Хотел проверить, осталось ли в тебе что-нибудь человеческое. Ну, хоть на дне на самом…

Весельчаков уронил голову на подушку.

– Слушай, отец, – начал Дмитрий, и, хотя он старался говорить спокойно, голос его всё-таки дрожал и срывался, – ведь предупреждал я тебя! Как ты мог дойти до такого?

Весельчаков поднял голову.

– Посадят меня? А? – дрожа всем телом, спросил он.

– Куда тебя сажать? – с раздражением ответил Дмитрий. – Мы тут не тюрьмы строим… Если тебя только это волнует, можешь успокоиться. Дрифтер у тебя, конечно, отберут. Нет таких рыбаков, чтобы захотели под твоим началом работать. А дальше… сумеешь жить – будешь…

Весельчаков поднялся. Голова у него горела. Он кинул быстрый взгляд на стоявшего перед ним спокойного и совершенно чужого человека.

– А может, мне туда… в море? – снова переходя на шёпот, спросил он. – Не позорить тебя?

По его красным, покрытым паутиной красных жилок щекам вдруг потекли слёзы.

– Брось, отец, – сурово сказал Дмитрий, – это дело легче лёгкого. Сумей жить. Человеком стать.

– Теперь-то? – выкрикнул Весельчаков.

– Именно теперь, – убеждённо ответил Дмитрий. – Догони людей. Они вон куда от тебя ушли…

– Силы нет…

– Найдёшь силу, если захочешь. Найдёшь, отец!

Весельчаков опустил голову. И вдруг он почувствовал, что Дмитрий прикоснулся к его плечу. Он весь съёжился от этого прикосновения. А когда поднял голову, Дмитрия уже не было в комнате.

На другой день с материка пришёл пассажирский пароход «Россия».

Против обыкновения, он не пошёл к порту, расположенному в заливе Анива, а остановился на Танакском рейде.

Это был огромный морской пароход, только что выкрашенный, заманчиво поблёскивающий зеркальными стёклами кают. Он подошёл прямо сюда ради удобства пассажиров: многие из них должны были работать на рыбопромыслах, шахтах и бумажных предприятиях западного побережья.

Какое волнение началось на рыбокомбинате! Ведь это был первый большой пассажирский пароход, пришедший с материка после зимних штормов.

Впрочем, радостное и тревожное волнение овладело людьми ещё и по другой причине: на этом пароходе могли оказаться семьи многих рыбаков. Телеграммы о выезде начали приходить уже давно. Это были телеграммы от рыбацких жён, матерей, сестёр. Женщины сообщали о скорой встрече, писали, что теперь всё зависит от того, когда им удастся достать билеты.

Рыбаки посылали деньги и телеграммы с требованием, чтобы жены и матери ехали «с шиком», в каютах «люкс» и, уж во всяком случае, не ниже первого класса. Они посылали длинные перечни того, что нужно привезти, оправдываясь тем, что соскучились по привычным русским, удобным вещам.