Иван Фирсов - Спиридов был — Нептун

Все встали, почтительно склонившись. Шурша нарядным голубым платьем, величественной, но легкой походкой вошла Елизавета.

— Начнем, пожалуй. — Императрица взглянула на Бестужева: — Докладывай, Алексей Петрович.

Привычным движением подвинув к себе лежавшую на столе папку, Бестужев поднялся.

— Известно нам многолетнее притязание короля Фридерика... В Европе отторгнул земли Саксонии, Австрии, Польши. Сие плоды полутора десятка лет действа его. Аппетиты возгораются в нем все более.

Петр подпрыгнул, заерзал, под ним заскрипело кресло. Канцлер продолжал:

— Ныне границы наши в опасности, зарится сей неприятель на земли наши.

Елизавета, опустив ресницы, одобрительно наклонила голову.

Бестужев поправил съехавший парик.

— Доносят друзья наши из иных стран: король Фридерик, завладев Польшей и Австрией, намерен выступить и наступать в земли российские. Для того в союзники взялся с Англией. Однако и наши приверженцы не слабы, известно вам. Неразумно более ждать, пока огонь избы соседней и нашу избу спалит.

Бестужев остановился, глядя на императрицу, та кивнула согласно.

— Высокой Конференции предлагается именем государыни нашей повелеть фельдмаршалу Апраксину вступить в Пруссию.

Петр Федорович вскочил с искаженным лицом но, увидев, как покрасневшая Елизавета властно махнула ему рукой, обмяк и опустился в кресло.

Императрица, обмахнувшись веером, отпила воды из стоявшего перед нею стакана, голубым батистовым платком вытерла полные губы.

— Дозволительно речи держать, господа конференция. — Елизавета, глядя на разомлевших от жары сановников, кивнула Петру Шувалову.

— Немало земель, ваше величество, исконных русских, кои под властью иноземной стоят. Слава Богу, отец ваш, благодетель, не дал Россиюшке забветь. А ныне же Пруссия на земли те наши покушается, а сама-то? Немчуры проклятой, — великий князь, смертельно бледный, совершенно сник, но чувствовалось, внутри у него все клокочет, — на тех землях в помине не было, славяне обитали там и далее на запад...

Довольная Елизавета повеселела, посмотрев в упор на Петра Федоровича, обвела всех взглядом и подытожила:

— Стало быть, господа конференция, согласие полное. Ну, а твоя, племянничек, приохотность к Фридерику нам и без того ведома, потому не в зачет.

Одобренный царский манифест гласил:

«...Король прусский приписывал миролюбивые наши склонности недостатку у нас в матросах и рекрутах. Вдруг захватил наследные его величества короля польского земли и со всей суровостью войны напал на земли Римской императрицы-королевы.

При таком состоянии дел не токмо целость верных наших союзников, свято от нашего слова, и сопряженные с тем честь и достоинство, но и безопасность собственной нашей империи требовала не отлагать действительную нашу против сего нападателя помощь».

Конференция определила дальнейшие задачи армии и флоту в кампании 1757 года, но они были расплывчаты.

По плану конференции, главные силы армия должна была направить на Кенигсберг и овладеть Восточной Пруссией. Особый отряд выделялся для занятия Мемеля. Командующий армией генерал-фельдмаршал Степан Апраксин, гурман и барин, не торопясь тронулся к армии, прежде всего заботясь о себе. «Сколько я ни старался уменьшить обоз мой, — писал он Ивану Шувалову, — но никак меньше не мог сделать, как двести пятьдесят лошадей, кроме верховых, которых, по самой крайней мере, до тридцати у меня быть должно, и 120 человек людей, почти все в ливреях...» Только после падения Мемеля он двинул армию в Пруссию, беспечно продвигаясь к Кенигсбергу. У деревни Гросс-Егерсдорф пруссаки неожиданно атаковали армию Апраксина и, потеряв половину людей, русские полки дрогнули и начали отступать.

Положение спасли резервные полки генерала Петра Румянцева. Пять лет назад, после кончины отца, он взялся за ум, увлекся службой, сблизился с полком. Увидев опасность поражения, Румянцев без приказа, стремительной штыковой атакой на пруссаков из леса обратил неприятеля в бегство, и русские одержали победу.

Но далее Апраксин повел себя странно, не преследовал отступающих немцев, а приказал армии отходить. Как выяснилось, он получил письмо от Бестужева и Екатерины о том, что императрица вновь слегла и, видимо, не встанет. «На смену ей придет голштинец, жди беды», — размышлял трусливый от природы Апраксин. Но Елизавета оправилась, Апраксина вызвали в столицу, арестовали и предали суду. Его место занял генерал Фермор, англичанин, весьма недолюбливавший Румянцева. Фермор так же действовал в духе Апраксина, и после сражения у Цорндорфа его заменил энергичный генерал Петр Салтыков. В кампании 1759 года в сражении у Кунерсдорфа русская армия наголову разгромила пруссаков. И в этой схватке решающую роль сыграл генерал-майор Пето Румянцев, его полки, его личная отвага в бою.