Вера Хенриксен - Святой конунг

Сигрид прихватила с собой из Эгга котлы и прочую домашнюю утварь, а также ковры и гобелены, еду и питье. Они взяли с собой из Эгга слуг и служанок, которым теперь предстояло жить в Каупанге. И все последующие дни работа по обустройству усадьбы шла полным ходом. Сигрид доставляло это радость, потому что не прошло и трех дней со времени их прибытия в Каупанг, как от королевы Альфивы и короля Свейна пришло известие о том, что они намерены посетить усадьбу.

Сигрид сделала все, чтобы как можно лучше принять гостей, но этот вечер оказался для нее трудным.

Королева во всем проявляла подозрительность, требуя, чтобы Кальв первым пробовал все блюда. И если что-то можно было очернить, она это делала. Сигрид удивлялась терпению Кальва; он отвечал королеве дружелюбно и спокойно, при этом ни на йоту не отступая в том, в чем считал себя правым.

Король Свейн был таким же молчаливым, как и в последний раз, когда Сигрид видела его. Он сидел на почетном сидении рядом с Кальвом; по другую сторону от Кальва сидела королева, и Свейну было стыдно за ее поведение. Но было ясно, что он не смеет перечить ей.

Альфива уехала рано, и это было великим облегчением для Сигрид.

Пробыв в Каупанге около двух недель, Кальв и Сигрид отправились дальше, в Эрландет.

Они отправились в плаванье на закате дня.

Облака низко стелились над землей, словно хлопья тумана; в лучах заката облака меняли цвет от темно-бордового до ярко-красного и золотистого. А над домами и деревьями уже сгущалась темнота, постепенно заволакивая небо.

Сигрид стояла на палубе рядом с Кальвом, который управлял кораблем. Посреди разговора она вдруг замолчала и указала ему рукой куда-то. Он посмотрел в ту сторону, не понимая, в чем дело.

— Разве ты не видишь, как это красиво? — спросила она.

— Вижу, — ответил он, — в самом деле, это красиво.

И он продолжал говорить о чем-то. Сигрид вздохнула; он даже не повернулся в ту сторону, куда она указывала, не понял, о чем она говорила. Для него закат был всего лишь окончанием дня, так же как на золотистое, волнующееся от ветра хлебное поле он смотрел лишь с точки зрения получения урожая.

Финн встретил их на причале. Когда они сошли на берег, он сначала протянул руку Сигрид и улыбнулся, когда она пожала ее.

— Вот ты и взяла меня за руку, — сказал он.

— Раз уж это произошло, я позволю себе кое о чем спросить тебя, — ответила она.

— О чем?

— Это ты нанес Эльвиру смертельную рану?

— Нет, — ответил он. При этом он держал ее за руку. — Если бы я ответил «да», ты отняла бы руку? — спросил он.

— Не знаю…

Они стояли и смотрели друг на друга.

— В тот раз я плохо поступил с Эльвиром, — сказал Финн. — Я должен был привести ему священника.

— В любом случае это было бы поздно, — ровным голосом ответила она. — Ты был не единственным, кто дурно поступил с ним.

Перед тем, как отпустить ее руку, он горячо пожал ее. Сигрид не ожидала, что встреча Финна и Кальва будет такой сердечной; перед тем, как отправиться в усадьбу Финна, братья обнялись.

Вечером в зале Тронд, как обычно, не мог усидеть на месте. Сначала ему захотелось взглянуть на подарки, которыми обменялись братья, потом он стал рассматривать висящее на стене оружие и щиты. И, прежде, чем кто-либо успел остановить его, он вскарабкался, словно белка, на один из столбов, до самого потолка.

— Шустрый у тебя парнишка, — глубокомысленно сказал Финн Кальву. — Он из рода Ладе, не так ли?

Кальв кивнул, и Финн рассмеялся.

— Я надеюсь, он со временем не вобьет себе в голову, что является наследником ярлов Ладе! — сказал он.

— Я, во всяком случае, не намерен настраивать его на это, — ответил Кальв.

— Почему ты не взял с собой дочь?

— Мы решили, что она слишком мала для такой поездки.

— Насколько я помню, она не очень-то похожа на нашу родню. Или, может быть, она изменилась?

Сигрид не осмеливалась взглянуть на Кальва, но ответ его был спокойным.

— Нет. Сигрид говорит, что она похожа на ее мать.

Они говорили о многих вещах; о короле Олаве, о походе викингов и о битве, в которой оба участвовали; они говорили о родителях и родственниках, вспоминали детские годы.

Только один раз в их разговоре мелькнула враждебность по отношению другу к другу.

— Ты не можешь отрицать, что однажды сказал, что я трус, — вдруг заявил Финн.

Вздрогнув, Кальв помедлил с ответом.

— Я этого не отрицаю, — ответил он, — хотя ты и не был до такой степени трусом, чтобы поднять руку на своего брата.